— Итак, я закончила в этом городе школу и поступила в экуменический колледж, мечтая работать на других планетах. Примерно тогда же на Терре появился новый Мобиль, новый Посланник Экумены; его звали Далзул. Оказалось, что родом он с Терры и просто долгое время учился на Хейне. И этот человек довольно быстро вошел в доверие к Отцам-основателям. Юнисты стали передавать ему все больше и больше полномочий, охотно подчинялись его приказам и говорили, что он ангел, то есть посланец божий. Некоторые даже утверждали, что именно Далзул спасет человечество и приведет его лучших сынов и дочерей к богу. А потом началось.. — Она не сумела подыскать подходящее аканское слово для понятия «преклонение». — Они падали перед ним ниц и восхваляли его на все лады; они молили его быть к ним милосердным; они исполняли любые его указания, ибо считали, что его устами говорит сам господь бог. Такова была их теория «праведных деяний». А многие начали даже думать, что он и есть бог… В общем, Далзулу за какой-то год удалось заставить юнистов, по сути дела, самих себя разоружить. Так сказать, именем господа.
После этого большая часть старых промышленных регионов и государств вернулась к прежним демократическим формам правления — выборности руководства и т. д. — и принялась восстанавливать Земное Содружество Стран, с радостью принимая все чаще прибывавших на Терру представителей иных миров. Наступило замечательное время! Так отрадно было видеть, как разваливаются оковы проклятого юнизма, превращаясь буквально в пыль! И хотя все больше верующих полагали, что Далзул и есть бог, но многие из них начинали задумываться над тем, что он… напротив, прямая противоположность богу и являет собой воплощение Зла. Была среди этих фанатиков одна разновидность — они называли себя Раскаявшимися, без конца устраивали длинные процессии, посыпали головы пеплом и хлестали друг друга плетьми, чтобы пострадать за те ошибки, которые совершили, неверно истолковав волю божию. И вот члены этой секты самостийно возвели на престол одного из Отцов-основателей юнизма, а может, даже какого-то вожака террористов, и стали называть его Спасителем, подчиняясь любому его приказу. Они были очень опасны, ибо стремились к насилию и избрали насилие своим основным оружием. Далзула приходилось постоянно охранять, потому что на него то и дело устраивались покушения. Сектанты стремились во что бы то ни стало уничтожить его. Они подкладывали бомбы, устраивали на его резиденцию налеты, не раз организовывали настоящую резню с множеством жертв. Да, они всегда пользовались насилием, потому что его оправдывала их вера. Согласно их вере, бог награждает тех, кто любым способом борется с неверием и неверующими. Но самое страшное, они уничтожали друг друга! Они буквально разрывали друг друга на куски! Это у них называлось «Священной Войной»! Это были страшные времена, Яра. Хотя, если честно, для остальных, для всех нормальных людей никаких особенно серьезных проблем в этот период не возникало — просто юнисты изничтожали сами себя.
И вот, еще в самом начале Освобождения, когда все еще только начиналось, в нашем городе был устроен спонтанный праздник. И мы танцевали прямо на улицах. И на одной из улиц я встретила прекрасную девушку. Она тоже танцевала и всех вовлекала в свой танец. И я влюбилась в нее…
Сати умолкла.
Пока что рассказывать ей было довольно легко. Но за тот предел она никогда не переступала в разговоре с кем бы то ни было. Об этом она могла говорить только сама с собой, только в полной тишине, перед сном. И в этом месте своей биографии всегда ставила точку. У нее до боли стиснуло горло.
— Я знаю, у вас это считается не правильным, невозможным, — с трудом выговорила она. Несколько неуверенно он ответил:
— Только потому, что подобные союзы не приводят к рождению детей… И Комитет моральной гигиены считает, что…
— Да, я знаю, — перебила его Сати. — Отцы-основатели юнизма тоже так считали. И утверждали, что бог создал женщин, дабы они служили сосудом для мужского семени. Но после Освобождения мы уже не обязаны были скрываться из страха быть сосланными в исправительные колонии.
У нас ведь тоже существовали лагеря, подобные тем, куда вы ссылаете своих мазов. — Она смотрела на него с вызовом.
Однако он вызова не принял. Он согласно кивнул и стал ждать продолжения рассказа.
И Сати не смогла, рассказывая ему о себе, ни обойти эту тему, ни отказаться от честного разговора о ней. Нет, она решила говорить обо всем прямо; в том числе и об этом. Она непременно должна была рассказать это ему.
— Мы прожили вместе два года, — сказала она так тихо, что Яра даже чуть повернулся к ней, чтобы лучше слышать. — Она была очень красивая, гораздо красивее меня и гораздо умнее. И добрее. И она так замечательно смеялась! Иногда она смеялась даже во сне. Ее звали Пао.
Стоило Сати произнести это имя, и к глазам подступили слезы, но она их сдержала.