Только вперед

Эти конфеты Клавдия Тимофеевна извлекла из сундучка ради такого торжества. Сахара у них давно не было, а конфеты сохранились.

Леонид и Иван Сергеевич давно объявили, что не терпят сладостей (мужчины хотели сэкономить конфеты для Клавдии Тимофеевны).

— Хорошая девушка, — повторил Галузин, все еще воюя с твердой конфетой.

— Конечно, — живо отозвалась тетушка. — Я с первого раза это приметила.

— А вы не знаете, — спросил Иван Сергеевич, — чего она вдруг примчалась сюда из Казахстана?

— Как — чего примчалась? — удивилась тетушка. — Перевели. Время-то военное. Никто сам себе не хозяин. Приказ...

— Приказ! — хитро заулыбался Галузин. — Скажу вам по секрету: никто ей ничего не приказывал. Я точно узнал: сама она добилась перевода, полгода бегала да всякие заявления по всем инстанциям строчила.

— А зачем?

— Вот то-то и оно! Зачем? — лукаво развел руками Иван Сергеевич. — Что ее сюда тянуло?

Клавдия Тимофеевна внимательно посмотрела на Галузина и вдруг все поняла. Сердце ее радостно забилось.

— Неужели?.. — прошептала она. Но потом неуверенно возразила:

— Не может быть такого...

— Очень даже может быть, Клавдия Тимофеевна, очень может быть! — заговорил Галузин. — Я все точно узнал — не сомневайтесь. Получила Ласточка письмо от Важдаева — чудной души человек! А в письме, значит, сказано, что рука у Леонида все еще не работает.

Ласточка и встревожилась. Как там, на чужбине, Кочетов живет один? Хватит ли у него бодрости? А вполне возможно, и Важдаев ей как-нибудь намекнул — этого я не знаю.

В общем, приехала. Ну, а признаться-то, зачем примчалась, — стыдится. Перевели, мол, и все...

— Значит, любит? — радостно перебила Клавдия Тимофеевна.

— Этого уж я не знаю! — засмеялся Галузин. — Но по всем показателям, — выходит, любит...

Допив чай и расправившись с конфетой, Галузин устроился с книгой у стола. Клавдия Тимофеевна убрала посуду и села у окна.

— Идите к столу, — пригласил Иван Сергеевич. — Там дует...

После блокады Клавдия Тимофеевна, как и многие ленинградцы, постоянно зябла, куталась.

— Ничего, не замерзну, — ответила Клавдия Тимофеевна.

«Вот упрямица!» — покачал головой Иван Сергеевич.

Он углубился в чтение. Через полчаса снова взглянул на Клавдию Тимофеевну: та все еще сидела спиной к нему, у окна.

Иван Сергеевич встал. Она даже не обернулась.

«Читает, — понял Иван Сергеевич. — Чем же она так увлеклась?»

На цыпочках подошел к Клавдии Тимофеевне и через плечо заглянул в раскрытую книгу.

«На снимках 5, 6, 7, 8 изображены последовательные фазы движения ног пловца, — с изумлением прочитал Иван Сергеевич. — Отлично виден момент толчка...»

Он перевел взгляд на кинограмму — момент толчка действительно был отлично виден.

«Так, так! Учебник плавания», — удивился Иван Сергеевич и взглянул на небольшую самодельную полочку, висящую возле шкафа. Там обычно плотной стеной стояли книги по спорту, с трудом собранные здесь, на Волге, Леонидом и Галузиным. Сейчас в этой стене зияла брешь.

«Неужели и Клавдия Тимофеевна «заболела»?» — не поверил собственным глазам Галузин и громко пошутил:

— Нехорошо без спроса брать чужие вещи!

Клавдия Тимофеевна быстро захлопнула книгу, словно застигнутая на месте преступления, и обернулась.

— А подглядывать еще хуже, — смущенно ответила она, но тотчас оправилась и перешла в наступление:

— Да! Читаю о пловцах! Интересно! А вы думали, — только вам одним можно? Я вот завтра в бассейн приду. Так и знайте! Посмотрю, какие у вас там порядочки...

И действительно, на следующий вечер, прямо с работы, Клавдия Тимофеевна явилась в бассейн. Усталая и голодная, она все же досконально осмотрела души, раздевалки, заглянула даже в кочегарку, а потом уселась на трибуне и стала следить за пловцами. Но тут усталость и жара бассейна сыграли с ней скверную шутку: разморившись, она неожиданно заснула прямо на трибуне.

Разбудил ее Галузин. Клавдия Тимофеевна чрезвычайно сконфузилась и, чтобы скрыть свое смущение, погрозила:

— Ладно! Завтра опять приду! И уж не засну!..

...Тренировки продолжались. Леонид не забывал о них ни на один день.

Галузин опять стал прежним, суровым, требовательным тренером.

С каждым днем все придирчивее относился он к промахам и ошибкам Кочетова, с каждым днем непрерывно увеличивал продолжительность занятий, медленно, но неумолимо приучая организм пловца ко все большим напряжениям.

Леонид и Иван Сергеевич редко говорили о тех больших планах и надеждах, которые вдохновляли обоих, Они упорно работали. Каждый из них про себя не раз всесторонне обдумывал и взвешивал все возможности. Но беседовать о своих заманчивых мечтах казалось им еще слишком дерзким.

Зато с Аней Леонид часто делился своими самыми сокровенными планами. Девушка понимала его с полуслова. Мечты Кочетова не казались ей фантастическими. Наоборот, она горячо доказывала, что не через два — три года, как предполагал Леонид, а уже самое большее через год сумеет он снова встать на старт рядом с лучшими пловцами страны.

В самые трудные моменты, когда Леонида охватывали приступы тоски и он вдруг переставал верить в успех, Ласточкина не падала духом.