Только вперед

Больше всего это ошарашило самих ребят. Их лица теперь выражали изумление и даже испуг. Как так? В чем дело?

А Леонид, напрягая мускулы, не обращая внимания на боль в руке, изо всех сил пытался догнать пареньков. Позор, неслыханный позор! Сопливые мальчишки обогнали его, «короля брасса», рекордсмена мира! Отчаяние и досада охватили Леонида. И, почти не сознавая, что делает, он вдруг по лесенке выскочил из воды и опрометью бросился в раздевалку.

— Все! С меня хватит! — яростно шептал он, поспешно натягивая на мокрое тело рубаху и от волнения попадая руками в вырез для головы.

— Пусть другие!.. Молодые… Здоровые…

Неожиданно ему вспомнилось его первое выступление. Школьные соревнования в бассейне на Разночинной улице.

Точно так же удрал он тогда в раздевалку. Так же торопливо натягивал на себя одежду, путаясь в рукавах и мечтая лишь об одном: «Быстрее, быстрее удрать из бассейна!..»

Эта внезапная картинка вспыхнула так ярко, что он на мгновенье даже перестал одеваться.

«Да, очень похоже, — горько подумал он. — С той лишь малюсенькой разницей, что тогда у меня все было впереди, а теперь — все, все хорошее уже позади!»

В раздевалку, запыхавшись, вошел Галузин. Тренер был бледен.

— Ну-с, объяснитесь, сеньор, — сердито сказал он. — Что случилось?

— Ничего. Абсолютно ничего. Просто — я не хочу, не могу и не буду плавать. Не буду!!

— Так, — Галузин сел на скамейку. — Значит, сеньор надеялся, что сразу же поплывет, как прежде? Сто метров за одну минуту восемь и восемь? Так?

Кочетов молчал, продолжая одеваться.

— А не вышло и сразу раскис, — жестко усмехнулся Галузин. — Интересно знать: ты кто — кисейная барышня или коммунист? Фронтовик или институтка? Может, тебе валерьянки накапать?

Кочетов угрюмо молчал.

— Рекорды, значит, мы любим щелкать?! Как же — слава, аплодисменты! А работать не любим, — продолжал Галузин. — Ну, вот, — он встал. — Я пройду к воде. Буду ждать тебя десять минут. Отдохни, успокойся. И приходи.

Он положил Кочетову руку на плечо.

— Понял? Приходи! Я буду ждать. Не придешь — значит, ты просто трус.

Щелкнула дверь. Леонид остался один.

«Трус? Я трус? — он покачал головой. — Пусть бы это сказал кто другой, — не так обидно. Но Галузин!..»

Леонид ощупал правую руку. Крепко сдавил бицепс. Боли не ощутил.

«Почему же в воде так кололо? С непривычки?»

Он долго сидел задумавшись.

Вдруг встрепенулся: «Что это я?»

…Галузин уже терял надежду, когда Леонид вышел из раздевалки. Тренер облегченно вздохнул.

Бассейн был пуст. Мальчишек Галузин прогнал.

Леонид прыгнул и поплыл. И сразу же словно сотни крохотных иголок впились в раненую руку.

И хотя боль была сильной — не она доставляла ему наибольшие мучения. Неритмичность, несогласованность движений поразили Кочетова больше, чем острая боль. Он знал, что ранение сказалось и на его нервной системе, и подготовил себя ко всяким неожиданностям. Но такого он не предвидел.

Куда делись выработанные годами навыки, приемы? Они были так отшлифованы в упорных тренировках, что казались уже навеки не отделимыми от него. Куда исчезла та автоматическая четкость и согласованность движений, которыми приходили любоваться не только начинающие спортсмены, но и опытные мастера?!

Руки и ноги Кочетова двигались рывками, вразбивку, в движениях не замечалось той слитности, которая и позволяет плыть плавно и стремительно. Вдох делался чаще, чем нужно; выдох был недостаточно глубок.

«Придется начинать с самого начала! — с горечью думал Галузин, напряженно следя за плывущим Леонидом. — Забыть, что ставил рекорды. Учиться так, будто впервые пришел в бассейн!»

Проплыв двадцатипятиметровку, Кочетов опустил ноги на дно и задумчиво побрел обратно.

Иван Сергеевич с беспокойством следил за учеником. Кочетов молча встал на стартовую тумбочку.

— Начнем? — негромко и, как показалось Галузину, даже сердито спросил он.

— Начнем, конечно! — с облегчением воскликнул тренер.

«Начнем, начнем!» — раскатисто повторило эхо, разнеся эти бодрые слова по гулким сводам бассейна.

«Молодец! — радостно подумал Галузин. — Такой не сдастся!»

Прыжок — и Леонид снова в воде.

«Врешь! Не так-то просто нас сломить!» — грозил он кому-то и плыл. Вспомнил переправу через Лугу с перебитой рукой и безжизненным Галузиным в августе сорок первого. Тогда было потруднее! Так неужели сейчас он сдаст?

Кочетов опять плыл на боку, и ему казалось, что рука болит уже не так сильно, а движения становятся более уверенными.

Так оно и было. Это с радостью отметил и Галузин.

— Нет, не все потеряно! Мы еще поборемся! — шептал он.

— Хватит! — крикнул Иван Сергеевич, когда Леонид вторично закончил двадцатипятиметровку. — На первый раз хватит! — повторил он.

— Минутку, Иван Сергеевич! — весело отозвался Кочетов.

Он сделал поворот, оттолкнулся обеими ногами от стенки и вдруг перешел на баттерфляй.

— Сумасшедший! — тревожно и радостно закричал Галузин. — Сумасшедший! Право слово, сумасшедший! — взволнованно и восхищенно повторял он, следуя за Леонидом по бортику бассейна и не спуская с него глаз.

Да, это был баттерфляй — самый трудный, требующий огромного мускульного напряжения стиль плавания.