Только вперед

Не забыть Леониду, как он провел свою первую ночь в этом приволжском городе. Бухгалтер Нагишкин — похудевший, одетый в серый ватник, но все с тем же изящным пенсне на носу — привел его к себе в комнату, которую он насмешливо называл: «мое купе».

Комната действительно напоминала отделение железнодорожного вагона: постели в ней были устроены в два ряда, один над другим. Иначе в восьмиметровой комнатке не разместилась бы семья Нагишкина — он сам, жена и трое детей. Кочетов хотел сразу же уйти, чтобы не стеснять людей, которым и без того не повернуться в этой крохотной каморке.

Но Нагишкин и слушать ничего не хотел. Так и прожил у него Леонид почти две недели, пока Городской комитет физкультуры не предоставил ему маленькую комнату.

Нагишкин оказался удивительным жизнелюбом. Никогда не терял бодрости, во всем, даже тяжелом, суровом, находил смешную сторону.

— Я своей комнатушкой доволен, — говорил он. — У всех холод собачий. Дров нет, топят щепками, соломой, досками от забора, даже старыми табуретками. А у меня — красота! Никакого отопления не требуется: своим дыханием обогреваемся!

Нагишкин всячески помогал Кочетову наладить жизнь на новом месте: получил для него пропуск в заводскую столовую, раздобыл валенки. Все это было крайне необходимо: Леонид уехал из Ленинграда, не взяв с собой почти ничего.

Конечно, Кочетов и сам мог бы получить и пропуск в столовую, и валенки. Надо было пойти в Горсовет. Но Леонид никуда не обращался за помощью.

«Многим сейчас потруднее моего, — думал он. — Вот устроюсь на работу — все наладится».

А скромный, тихий бухгалтер Нагишкин, оказалось, умеет не только просить, но даже требовать (правда, жена его утверждала, что только для других, а для своей семьи ни комнаты порядочной, ни дров не достал).

Нагишкин приходил и решительно заявлял:

— Чемпиону Советского Союза нужна кастрюля я чайник! — и через некоторое время действительно появлялись и кастрюля, и чайник.

Однажды Нагишкин уломал Кочетова сходить вместе с ним в Горторготдел. Бухгалтер где-то разузнал: получена партия ватных стеганых брюк.

«Вот бы Леониду такие!» — загорелся он.

Но для этого требовались не только талоны из промтоварной карточки, а еще и ордер.

Они прошли в кабинет какого-то горторговского начальника. За солидным столом сидел высокий молодой мужчина в военном кителе без погон, правая рука у него висела на повязке.

«Как и я, ранен в руку», — мелькнуло в голове у Леонида, и он сразу проникся симпатией к этому бывшему фронтовику.

Каково же было удивление Леонида, когда он вдруг узнал в горторговском начальнике Холмина, своего однокурсника!

Не успел Леонид сообразить, что делать, как Холмин, встав из-за стола, приветственно откинул левую руку, будто приглашая Леонида в свои объятия:

— Кочетов! Дружище! Какими судьбами?

Нагишкин радостно засуетился:

«Вот повезло! Значит, они приятели?? Теперь-то брюки наши!»

Леонид растерялся. Обниматься с Холминым он не хотел, просить у него ордер тоже было неприятно.

— Ну, как ты? Где воевал? — спросил он, лишь бы что-то сказать.

— Да, было дело, повоевали, — небрежно, вскользь заметил Холмин. — Теперь вот хозяйствует. Бюрократом стал, — он с усмешкой похлопал рукой по бумагам, лежащим на столе.

Кочетов хотел было спросить, как он — мастер спорта — очутился в торговом отделе, но передумал:

«Ловкач… Был пройдохой и остался…»

— Видите ли, мы к вам по делу, — некстати вмешался Нагишкин. — Насчет ордерочка… На брюки. Товарищу Кочетову, чемпиону Советского Союза…

Леонид зло посмотрел на Нагишкина, но тот не понял его взгляда.

— Брюки? — Холмин улыбнулся. — Дошел, значит? Ай-ай-ай! Ну, это мы мигом! Старые приятели, как-никак…

Он вырвал из блокнота листок и что-то быстро написал на нем толстым синим карандашом.

— Пожалуйста!

Нагишкин взял бумагу, прочитал, снял пенсне, протер стекла платком, надел на переносицу, снова прочитал листок и молча, недоуменно подняв брови, передал его Леониду:

Там было крупно, размашисто написано:

«Спиридон Трофимович! Отпусти подателю сего 1 (одно) женское пальто. Из нашего фонда. Холмин».

Леонид растерянно сказал:

— Я просил брюки…

— Чудак! — раскатисто рассмеялся Холмин. — Возьми пальто: хорошее, воротник котиковый. На толкучке продашь. А на вырученные деньги — пять стеганок купишь! Простейшая комбинация!..

Леонид в упор смотрел на Холмина.

— Так. Хорош мастер! — он говорил тихо, с яростью. — Иди-ка ты… Со своими комбинациями!

Разорвав листок, швырнул клочки на стол и вышел, так оглушительно хлопнув дверью, что жалобно зазвенели висюльки люстры…

…Вскоре после приезда в этот тыловой город Леонид был назначен старшим инструктором по плаванию.

Эта работа целиком поглощала его.

Как и в начале войны, в Ленинграде, он обучал бойцов, разведчиков и десантников. Но теперь, спустя полтора года, обстановка была другая.

В Ленинграде, тревожной осенью сорок первого года, он обучал бойцов за два-три дня. Время не ждало! Леонид и на Волге сначала пытался всячески ускорить учебу. Но ему сразу же указали: излишне торопиться не следует, нельзя комкать программу. И он понял: это правильно.