— Я занесу их, — предложил я и, не получив приглашения, как бы боком прошел мимо нее в ее квартиру. — Мне поставить их на кухне?
Она тяжело вздохнула и закрыла дверь.
— Да.
Я поставил их на стойку и заметил, что она только что открыла бутылку «Абелярд Пино Нуар». Один пустой бокал стоял рядом с бутылкой.
— Винодельня твоей кузины, верно? Они делают отличные вина. Ты когда-нибудь пробовала их «Рислинг»?
— Нет, — она медленно подошла ко мне, скрестив руки на груди. — Я не очень люблю «Рислинг».
Я кивнул. Последовавшее за этим молчание было неловким. Извинения, которые я должен был ей принести, застряли у меня в горле, я не мог придумать, что еще сказать, а она, похоже, не была склонна спасать меня. Мог ли я винить ее?
Но мгновение спустя она вошла на кухню и поставила еще один бокал.
— Хочешь немного? — в ее голосе не было ни капли энтузиазма.
Это было довольно неубедительное приглашение, но я его принял.
— Да. Спасибо.
Она налила вина для нас обоих и передала один бокал мне. Затем, ничего не сказав, прислонилась спиной к стойке, и долго пила из своего бокала. Я пытался придумать, что сказать, когда она заговорила.
— В понедельник я виделась со своей кузиной, и она предложила мне работу на севере.
— Ты собираешься согласиться?
— Я еще не решила.
В моем животе сразу же образовалась яма. Я не хотел, чтобы она устраивалась на работу в другом месте, но не мог этого сказать.
— Тебе стоит. Это отличный округ.
— Да.
По выражению ее лица я понял, что она обижена.
Я пришел сюда, потому что мне не хватало ее смеха, а все, что я делал, это делал ее несчастной. Я попытался снова.
— В последний раз, когда мы пили вино на твоей кухне, у тебя на столе лежал жареный кролик.
Она кивнула.
— И еще улыбка на твоем лице.
— Извини. Наверное, день был долгим, — она скрестила ноги у лодыжек и провела одной рукой по животу. Послание было ясным.
Я поставил свой бокал с вином, не отпив из него.
— Эмми, перестань.
— Что?
— Перестань пытаться отделаться от меня.
У нее отвисла челюсть.
— Я пытаюсь отделаться от тебя?
— Да. Это очевидно.
Затем она рассмеялась, но это был не тот смех, которого я ждал.
— Хорошая шутка, Нейт, ведь это ты вел себя, как совершенно незнакомый человек, в понедельник утром.
— Я не вел себя как незнакомец, — защищаясь, сказал я, хотя прекрасно понимал, что она имеет в виду. — Я вел себя, как друг, кем мы и являемся.
Она закатила глаза.
— Ладно, неважно. Если ты хочешь притвориться, что между нами ничего не было, валяй. Но у нас был разговор об этом, и…
— Во время которого ты сказала, что будешь терпелива со мной, — перебил я.
— И во время которого ты сказал, что будешь открытым и честным со мной.
— Я сказал, что попытаюсь, — отстреливался я. — Говорил же тебе, что плох в этом. У меня не получается.
Она оторвалась от стойки и выпрямилась.
— Это чушь, Нейт. Ты плох в этом не потому, что не получается. Ты плох в этом, потому что не позволяешь себе быть хорошим. Потому что не хочешь, чтобы кто-то нуждался в тебе.
Я вспыхнул.
Я был так зол, что не мог найти слов, чтобы защитить себя. Со мной такого никогда не случалось.
У Эмми, однако, слов было предостаточно.
— Ну, ты мне не нужен. И мне не нужно это в моей жизни. Так что ты получил то, что хотел.
Мне захотелось закричать. Но я просто стоял там, мои руки сжались в кулаки, лицо и шея горели, челюсть сжалась. Пейсли начала плакать.
Ничего больше не сказав, я развернулся, и выбежал вон. Ее дверь уже захлопнулась за мной, когда я понял, что забыл взять с собой ключ и не могу войти в свою квартиру.
Я ударил себя руками по голове, пока Пейсли плакала, и извивалась в слинге. Теперь я должен был постучать в ее дверь и попросить о помощи, снова, когда только что был мудаком по отношению к ней, снова.
Я уперся одной рукой в дверь, и сделал несколько глубоких вдохов. Другой рукой я погладил животик Пейсли через переднюю часть слинга.
— Прости меня, малышка. Это не твоя вина.
Эмми тоже не виновата. Я не могу набрасываться на нее только потому, что был зол на то, какое направление приняла моя жизнь, и я чувствовал себя неготовым справиться с этим. Я также не мог винить ее за то, что она подошла ко мне так близко, что увидела все мое дерьмо. Я позволил ей подойти так близко. И хотел, чтобы она была еще ближе. Просто было чертовски трудно впустить кого-то после всего этого времени.
Но мне не нравилось, кем я был. Я мог бы быть лучше.
Повернувшись, я на секунду закрыл глаза, сделал еще один глубокий вдох, затем постучал в ее дверь.
Она не сразу ответила, а когда открыла, я понял, что она плакала. Ее глаза налились кровью, тушь размазалась, а нос покраснел. Я чувствовал себя ужасно.