Только так. И никак иначе

И никогда ей в голову не придёт никакой феминистский бред о равноправии полов. Потому что это равноправие не нужно счастливым людям. Оно им в голову не приходит. Ведь Господь-то придумал по-другому. Что мужчина – любит, заботится, опекает, оберегает, направляет, помогает, утешает, растит в жене женщину. И если нужно – отдаёт за неё жизнь. За неё и их детей. Только тогда он мужчина. А она – любит, верит, ждёт, помогает, дарит ему детей и саму себя. Только тогда она – женщина. И оба они любят и жалеют друг друга. Потому что жалеть и значит – любить. А кто думает, что жалость – это стыдно, что она унижает, тот глупец, сухарь и несчастный человек. Жалость обязательно должна быть. Только так и должно быть. И никак иначе. Потому что всё, что иначе – морок, обман, эгоизм и себялюбие. Если иначе – значит, нет никакой семьи.

А у нас эта самая семья будет. И когда мы станем стариками, то будем вспоминать о том, как я полюбил её сразу, тогда, у ветеринарки, и добивался, и забрал её у тебя, и вёз домой. А ты, глупый, жадный и жалкий сидел сзади и трясся за свою шкуру. И даже не понял, кого ты упустил и что ты упустил. Думай, думай, Гарри. Думай, как стать человеком. У тебя ещё есть время. Ты можешь успеть. Но вот такой жены у тебя уже не будет никогда. Опоздал ты. Упустил…

Павел потянулся и включил магнитолу.

- Поздно мы встретились с тобою, поздно, не те уже над нами звёзды,мы усталы и серьёзны, не скрываем грустных глаз, грустных глаз. И всё же хорошо, что поздно одна судьба связала нас, - сладко запел мужской голос. – Павел подавил улыбку и подумал:

«Не поздно. Хотелось бы раньше, но, значит, так надо».

Голос согласился и грянул:

- А-а-а, лучше поздно, чем никогда! А-а-а, лучше поздно, чем никогда! Может, нам с тобой достались лучшие года, да-да, да-да… - Павел кивнул: а вот с этим соглашусь. Обязательно лучшие года. И я всё сделаю для этого. Только так. И никак иначе.

Подмосковье. Январь 1999 года. Вместе

Калитка у Трофимовны была открыта. Они целой делегацией прошли по узенькой тропке и затопали на крыльце, стряхивая снег. В окне дёрнулась цветастая занавеска и мелькнуло одутловатое испуганное лицо. Едва Павел отворил дверь и переступил через порог, хозяйка выскочила в маленькую тёмную прихожую и приторно запела:

- Ой, какие ж гости у меня! Ну что ж за гости-то! Вот радость какая! Проходите-проходите. Чайку не желаете? Или самогоночки моей фирменной. – А глазки перебегали тревожно с одного лица на другое: что ж за нелёгкая принесла, что случилось?

Гарри сглотнул было и уже приоткрыл рот, чтобы ответить согласием, но, наткнувшись на ледяной взгляд Павла, громко клацнул челюстями и промолчал.

- Нам ничего не нужно, кроме вашего признания, Римма Трофимовна.

- Да какого ж признания? – всплеснула она руками, голос стал ещё слаще, у Златы аж скулы свело. – Что ж вам надо-то от бедной и почти одинокой женщины?

Павел, наступая, вдавил её в какую-то мрачную комнатёнку, видимо, гостиную, обставленную с наивным деревенским шиком: полированная стенка с имитацией кованых решёток по стёклам, кресло, покрытое ковровой дорожкой, диван, над которым висела скатерть с лебедем, призванная, видимо, заменить ковёр, телевизор, покрытый куском тюля, большой стол.

У бабушки и дедушки Павла в рабочем посёлке под Горьким была почти такая же комната. Но в ней было светло и чисто, пахло пирогами, телевизор покрывала накрахмаленная кружевная салфетка, собственноручно связанная бабушкой, а не грязный, давно утративший белизну кусок тюля, на кресло и диван были накинуты клетчатые лоскутные покрывала, тоже бабушкино творчество. Маленький Пашка обожал гостить у родителей мамы, и их дом не казался ему ни безвкусным, ни мрачным.

Но в этой комнате он испытывал желание раздвинуть давно не стиранные шторы, об которые, судя по их виду, кто-то имел привычку вытирать руки, и настежь распахнуть окна, чтобы не было этого отвратительного запаха грязного запущенного жилья, самогона и нечистого белья.

Подавив в себе чувство брезгливости, он взял Трофимовну выше мягкого, рыхлого обнажённого локтя, провёл к столу и усадил на стул. Жестом пригласил сесть остальных. Самогонщица испуганно смотрела на него и вертела в руках грязную тряпку, висевшую у неё на необъятной талии, видимо, вместо фартука. Все молчали. Первой не выдержала хозяйка, переводя взгляд с одного незваного гостя на другого, она неожиданно громко взвизгнула:

- Чё вам надо? Чё вы от меня хотите? Это мой дом! А вы вломились без приглашения, запугиваете меня! – и без того высокий неприятный голос её взвился ещё выше.

Павел поморщился:

- Вот только на ультразвук переходить не надо. И давайте без мелодраматизма. В нашей истории и так много чего есть, так что мелодрамы нам только и не хватало. – И без перехода сухо спросил:

- Кто поджёг летнюю кухню Лесновых?