Только так. И никак иначе

Москва - Подмосковье. 1988 год - 2 января 1999 года. Гарри

Кроя почём зря жену и отца, Гарри Долин ехал в электричке в область. В вагоне было малолюдно. Гарри даже хотел полне подремать, но от злости и обиды сон не шёл. Тошнило после вчерашнего, страшно хотелось в душ и в тёплую постель. Но отец, неожиданно нагрянувший с подарками накануне вечером и обнаруживший отсутствие любимой невестки, был категоричен: или Гарри живёт с женой отдельно от родителей, или без жены, но с родителями.

Квартира, в которой он обитал со Златой, принадлежала предкам, Гарри не имел на неё никаких прав. А предки, особенно отец, прекрасно знали цену единственному отпрыску, а сноху – вот ведь бывает же такое! – обожали. Поэтому, как ни ломало, пришлось ехать мириться. Гарри, которого родители нарекли вовсе не этим оригинальным именем, а простецким Егор - в честь деда, видите ли! – тоскливо застонал и ткнулся лбом в холодное стекло.

Что такое не везёт и как с этим бороться? У других и предки – люди как люди, и жёны нормальные, а у него… Он опять застонал, уже громче. Бабка, сидевшая через проход, участливо посмотрела на него и не выдержала:

- Что, мила-а-й, перебрал? От мужики! Ну чего ж пить-то, если организьма не терпит?! Теперь вот маешься, сердешный.

Гарри сглотнул и пробормотал:

- Помолчала бы ты, бабка, голова раскалывается, говорить совсем не могу.

- Ага, ага, - удовлетворённо закивала та, - ну, тады сиди, молчи, и я помолчу.

«Ну, наконец-то, старая карга». Гарри и откинулся на спинку, вытянув ноги и закрыв глаза. Пусть бабка думает, что заснул, а то ведь опять её поболтать потянет. А ему поразмыслить надо.

Как же он до такого докатился? Едет в электричке с похмелья мириться с ненавистной женой, подгоняемый грозным напутствием отца. Ведь как всё хорошо начиналось…

В старших классах в их обычную школу неожиданно пришёл новый директор, молодой, энергичный и решительный, привёл за собой целую команду учителей. И началась совершенно другая жизнь. Из обычной школа превратилась вдруг в весьма престижную, попасть туда было нелёгким делом, а вот Гарик и его одноклассники оказались в привилегированном положении уже по праву прописки: их дома стояли рядом со школой.

И началась интересная жизнь. У новых учителей Гарик научился играть на гитаре, узнал много песен. У него неожиданно оказался неплохой голос, поэтому старые и новые одноклассники и особенно одноклассницы гитариста и певца полюбили и всячески ему свою приязнь выказывали.

C именем, правда, вышла незадача. Ненавистное Егор почему-то всем нравилось, а попытки изменить его сначала не удавались. Первым вариантом стало Гор, которое мигом превратилось в Горку. Какая горка? Почему горка? И Гарри попытался переименовать себя на польский лад в Ежи. После чего вмиг стал Ёжиком, а иногда – учитывая его длинные волосы – и Дикообразом. И только вариант Гарри с грехом пополам прижился, хотя всё же чаще называли Гариком. Но и то хорошо. А то ведь могли Гаражом обозвать или ещё как — в фантазии его одноклассникам было не отказать.

Дальше пошло легче. Память у новоиспечённого Гарри оказалась неплохая, мозги тоже варили, а уж учителя у них были один другого лучше, так что после школы Гарик довольно легко поступил в не самый престижный, но вполне посильный для него педагогический институт на химический факультет.

Однако на этом полоса везения закончилась. Нет, Гарика, одного из немногих юношей в девчачьем коллективе, да ещё и такого творческого, любили и здесь, буквально на руках носили. Но Гарику это сыграло плохую службу. Он – противно самому себе признаваться – оборзел. Учиться ему стало откровенно лень, честолюбивые мечты стать настоящим учёным и получить Нобелевскую премию как-то подзабылись, и в конце первого курса Гарик неожиданно для себя узнал, что его отчисляют за неуспеваемость. Декан испуганного Гарика принял сочувственно, но помочь ничем то ли и правда не смог, то ли не захотел. Любимец однокурсниц Гарик был унижен и растоптан.

Осенний призыв его как-то миновал, но весной всё же пришлось идти отдавать долг Родине. Сам Гарик надеялся армии избежать, даже обдумывал варианты уклонения от почётного долга, но родители, уставшие от сына-лоботряса, неожиданно ультимативно заявили, что, если он не пойдёт сам, то они сдадут его, не задумываясь. Пришлось согласиться. По счастью, служить выдалось полтора года против прежних двух.

Гитара помогла и в армии, дедовщина Гарика, которого сослуживцы звали Музыкантом, почти не коснулась. Родители его не оставляли, дважды приезжали к нему в Карелию, и к концу службы отношения, подорванные было в результате отчисления из института и добровольно-принудительной мобилизации, казались опять вполне тёплыми.