Только с дочерью

Это и есть начало календаря – подобно 31 декабря в Америке. Не отрывая глаз от яиц, мы ждали, когда солнце достигнет созвездия Овна.

Внезапно погас свет, и сигнал воздушной тревоги возвестил о приближении вражеских самолетов. Мы бросились вниз, под лестницу, и в очередной раз пережили ужас бомбежки. В этот новогодний день яйца наверняка дрогнули.

Но, несмотря на налеты, жизнь продолжалась – угроза бомбежек не заставила иранцев отменить праздники. Череда семейных приемов началась, как и полагается, на следующий день, и, разумеется, первым в нашей светской одиссее стал дом патриарха клана и его жены. Реза, Ассий, Мариам, Мехди, Маммаль, Нассерин, Амир, Махмуди, Махтаб и я втиснулись в машину Маммаля и покатили к дому Амех Бозорг праздновать крупное событие. У меня было отнюдь не праздничное настроение.

Не успели мы переступить порог, как долгоносая сестра Махмуди выбежала нам навстречу. Взвизгнув от восторга, она повисла у брата на шее, осыпая его поцелуями. Затем нежно обняла Махтаб. Когда черед дошел до меня, я инстинктивно подтянула русари так, чтобы ее губы не коснулись моей щеки.

По случаю открытия праздничного сезона Амех Бозорг для всех приготовила подарки. Махмуди достался дорогой письменный стол и книжный шкаф с раздвижными стеклами. Махтаб получила сшитое на заказ платье из натурального шелка из Мекки. Амех Бозорг долго и радостно суетилась, раздавая дорогостоящие подарки всем, кроме меня. Махмуди не обратил на это внимания, а мне было безразлично.

В стенах моей бывшей тюрьмы я целый день чувствовала себя глубоко несчастной. Никто не утруждался, да и не осмеливался заговорить со мной по-английски. Махтаб жалась ко мне, опасаясь, как бы ее не оставили одну с Амех Бозорг.

Утомительные увеселения продолжались изо дня в день. Как-то утром – в течение дня мы должны были нанести визиты в несколько домов – я надела терракотовый шерстяной костюм с пиджаком длиной в три четверти, который вполне можно было принять за пальто. На ноги я натянула плотные носки, а голову покрыла русари.

– Поверх этого костюма обязательно надевать манто! – спросила я Махмуди.

– Конечно, нет, – ответил он. – Если специально не приглядываться, то пиджак от манто не отличишь.

Маджид возил нас от одних родственников к другим, у которых мы непременно должны были появиться. Но на вторую половину дня у него были свои планы, и потому Махмуди, Махтаб и я отправились к аге и ханум Хаким на такси.

Когда мы вышли от них, уже темнело. Надо было пройти пешком несколько кварталов до магистральной улицы и там поймать такси. Машины сплошным потоком проносились мимо.

Вдруг у обочины резко затормозил белый фургон «ниссан», за ним – белый «пакон». Из «ниссана» выскочили четверо бородачей в форме грязновато-оливкового цвета – пасдар. Один из них схватил Махмуди, остальные направили на него ружья. Одновременно ко мне бросилось четверо женщин в черных чадрах – женская униформа пасдара, – что-то крича мне в лицо.

Я знала – все дело в моем терракотовом костюме. Мне следовало надеть манто.

Мужчины поволокли Махмуди к «ниссану», он инстинктивно сопротивлялся, вопя что-то на фарси.

Засадите его в тюрьму! – ликовала я про себя. Засадите в тюрьму!

Махмуди довольно долго выяснял отношения с мужской половиной пасдаровцев, в то время как женщины громогласно награждали меня персидскими эпитетами. Затем все они вскочили в свои машины и укатили прочь, так же неожиданно, как и появились.

– Что ты им сказал? – спросила я.

– Сказал, что ты здесь в гостях и не знаешь правил.

– Ты же сам разрешил мне остаться в одном костюме.

– Я был не прав, – признал Махмуди. – С сегодняшнего дня будешь появляться на улице либо в манто, либо в чадре. – Тут он попытался восстановить поруганное достоинство. – Теперь ты знаешь правила, – рявкнул он. – Так что больше не попадайся.

И вот к концу недели настала очередь Маммаля и Нассерин принимать гостей. Мы с Нассерин убрали дом. Махмуди и Маммаль съездили на рынок и накупили свежих фруктов, сладостей и орехов. Мы заварили целую цистерну чая. В течение дня к нам могли нагрянуть сотни гостей.

У нас как раз были Эллен и Хормоз, когда установленные на улицах громкоговорители протрубили азан – призыв к молитве. Он вторгается в жизнь каждого жителя Тегерана по три раза на дню. Где бы вы ни были и что бы вы ни делали, вы не должны пропускать время молитвы. Впрочем, не возбраняется помолиться и позже, в течение последующих двух часов, но Аллах щедрее отмечает своей благодатью тех, кто возносит молитву сразу, как заслышит азан.

– Мне нужна чадра, – сказала Эллен, вскакивая на ноги.

Остальные правоверные, включая Амех Бозорг, стали готовиться вместе с ней, и вскоре из соседней комнаты понеслись звуки монотонного речитатива.

По окончании молитвы Амех Бозорг на все лады расхваливала Эллен.

– Слава Аллаху, – говорила она Махмуди. – Как же хорошо она молится. Аллах вознаградит ее.

В какой-то момент – в течение растянувшегося на целый день праздничного приема – Махмуди вступил в разговор с одним из двоюродных братьев Нассерин, который тоже был врачом.