Только позови

Витрины были забиты всякой женской ерундой. Тут были вещицы, которые встанут в сотни, тысячи, в десятки тысяч долларов. Этакие безделушки для красивых женщин и хорошеньких девушек. Но кто же в состоянии покупать такие вещи? Деляги. Только деляги, которые отсиживаются в тылу и наживаются на войне.

Стрейндж шагал мимо витрин дамских магазинов и думал о том, что все четыре ночи он провел с женщинами. Каждую ночь с ним была хоть одна из их гостиничной шараги. Ничто не помогало. Он был вроде на высоте, но это не приносило ему удовольствия: не было настроения. Как назло, сейчас у него есть настроение, но никого под рукой. Стрейндж даже собрался было поухаживать за Энни Уотерфилд, но она прилепилась на неопределенный срок к какому-то новому офицеру, который стал бывать у летчиков внизу. На время — на неделю или чуть больше — сделалась чьей-то девушкой.

Так вот и вышло, что он теперь и без Фрэнсис, и без Энни, невесело заключил про себя Стрейндж и в этот же момент увидел, как, отделившись от вереницы прохожих на противоположном тротуаре, пересекает улицу какая-то женская фигура. Глаза разглядели Фрэнсис, и он закричал что есть мочи: «Эй, Фрэнсис!»

Стрейнджа охватило возбуждение. Он не мог поверить в свою удачу. Внутри у него что-то перевернулось, что-то скользкое и масляное. В горле запершило, голос сделался чужим.

Женщина остановилась и смотрела на него. Да, это была Фрэнсис. Непонятно, как он узнал ее. Одета она была очень даже прилично: легкое платье, модное осеннее пальто. Но в ее облике и движениях появилось что-то пугливое, настороженное. Куда подевались свободная походка, покачивающиеся бедра, прямая спина, выставленная вперед грудь. Она вся скособочилась, сгорбилась, как будто хотела спрятаться, уйти в себя, как улитка.

Стрейнджа как по сердцу резануло. Отчего такая перемена, неужели что-нибудь с лицом? Бог ты мой, вот уж ни к чему. Он глотнул воздуха. Краем глаза он углядел какую-то третьеразрядную забегаловку, откуда она, очевидно, только что вышла.

— А, это ты, — произнесла Фрэнсис тихо, когда он подошел к ней. Потом, выпрямившись, спросила: — Ну, как ты?

Стрейндж облегченно перевел дух. Лицо у нее было в полном порядке. Нос прекрасно зажил, ни шишки, ни перебитой переносицы, ничего. И только в самой — самой глубине глаз затаилось какое-то новое, незнакомое выражение. Что-то скользкое, переменчивое бегало и не подпускало к себе.

— Важнее — как ты? — спросил Стрейндж, силясь изобразить улыбку.

— Нормально, — ответила Фрэнсис, но в тоне ее была та же непроницаемость и неуступчивость.

— Знаешь, как я волновался за тебя, — произнес он сдавленным голосом.

— Правда? — Рот у Фрэнсис растянулся в непонятной усмешке, печальной и плотоядной. — Со мной все нормально. Живу прекрасно, лучше некуда.

— А я искал тебя. — Он подумал, что она не знает, зачем он это делал, и ему снова сдавило горло. Голос выдавал его. Алчно улыбаясь, она смотрела ему прямо в лицо, и в глазах у нее ходило то самое, скользкое, неуловимое. Она молчала. — Почему не заглядываешь в гостиницу? К нам?

Фрэнсис все так же улыбалась, но голос был жесткий, металлический.

— Я туда больше не пойду!

— Но почему, почему?

Она отвела глаза, потом отвернулась.

— Всем известно, что произошло, — сказала она без улыбки.

— Ничего подобного! Ни Лэндерс, ни я — никому ни слова. И Трайнор поклялся, что будет держать язык за зубами. Никто ничего не знает.

— Все равно все знают, что ты перекинулся к Энни.

Фрэнсис снова сгорбилась, отвернулась, вот-вот убежит.

— Да брось ты! — Стрейндж начал раздражаться. — Вы же никогда ни к кому не ревнуете.

— Я не пойду туда, — повторила Фрэнсис.

— Ну и не ходи, — рубанул Стрейндж, понимая, что надо поспокойнее. Он взял неверный тон и не знал, что сказать, чтобы убедить Фрэнсис. — Мне и самому там разонравилось, — попробовал он с другого края. — Как видишь, один гуляю.

Фрэнсис молчала.

— Давай зайдем в «Клэридж». Посидим малость, поговорим.

Снова ни «да», ни «нет».

«Подольститься надо, вот оно что!» — наконец родилось у Стрейнджа. Баба на лесть без отказа клюет, хотя и знает, что это сплошное притворство. Лесть — как зубами съесть.

— А пальтишко ничего отхватила! Смотрится, — сказал он. — Слышь, я чуть не свихнулся, пока искал тебя. Целую неделю искал. Ну, зайдем?

Вместо ответа она спросила:

— А что ты делал другую неделю?

Стрейндж отупело смотрел на нее.

— Какую другую неделю?

— Первую, вот какую.

Стрейндж понял, что ему дана отсрочка. Он показал загипсованную ладонь.

— Да мне операцию делали. На другой же день после… после того, как мы виделись, меня с утра — на стол, и давай в руке ковыряться. Всю неделю потом провалялся. Никуда из госпиталя не выпускали. Но я сказал Лэндерсу, и он искал тебя.

— Не видела я никакого Лэндерса.

Стрейндж так и не добился вразумительного ответа на свои вопросы, но как-то получилось само собой, что Фрэнсис уже взяла его под руку и они пошли вместе. Пошли к «Клэриджу», туда, куда он звал ее.

— Ты у меня самая замечательная девчуга, — хрипло шептал Стрейндж. — Самая замечательная в городе.

— Ты соскучился по мне? — спросила Фрэнсис.