Только по любви

Рэнд не мог прийти в себя. Он готовился к смерти и принял ее неизбежность так глубоко внутри себя, что было почти невозможно поверить в жизнь.

— Мать короля, возможно, заступилась за тебя. Но именно Елизавета Йоркская заключила сделку на твою жизнь.

Он покачал головой:

— Я не понимаю. Она едва знает меня.

Лицо Изабель покрылось румянцем, который мог быть от гнева, но выглядел как смущение.

— Она знает меня, этого достаточно.

— И я должен спешить, чтобы встать перед ней на колени, но по какой причине? Кроме возможности должным образом выразить мою благодарность, разумеется.

— Она желает убедиться, что тебя отпустили невредимым, как обещали. Несомненно, это связано с исчезновением других, кто был заперт в этих стенах.

Он не знал, что ответить, так как не мог поставить себя рядом с ее братьями, которые вошли сюда и больше их не видели. Пока он приводил мысли в порядок, Дэвид отстегнул пояс, на котором был подвешен меч. Взяв меч в ножнах в две руки, он шагнул вперед:

— Вы должны взять это, сэр. Он сослужил службу мне и вашей леди, как вы и хотели, но сейчас должен быть у вас.

Рэнд взял клинок, сжав ножны крепкой хваткой, чтобы успокоить дрожь в руке. Секунду он стоял неподвижно, смотря на меч, символ его притязаний на джентльменство и рыцарство. Да и его возвращения в этот статус.

— Пристегни его, достойный муж, так как это твое право, — сказала Изабель, легко хлопнув в ладоши. — Но затем собери то, что тебе нужно, и давай пойдем, пока Генрих не послал сказать, что передумал!

Это была отличная идея.

Все вещи Рэнда вошли в один мешок, его ценные книги и лютня, листы пергамента, которые он исписал, его лучший дублет и рейтузы, которые были сохранены, чтобы ему не пришлось идти в суд одетым как виллан. Он покинул камеру не оглядываясь, шагая вперед с целеустремленной решимостью. Его шаг по коридору был так быстр, что время от времени Изабель приходилось переходить на бег, чтобы идти вровень с ним, но он не мог заставить себя идти медленно, чтобы ей было удобно. Все его чувства были болезненно настороженны. Он боялся возгласа остановиться, боялся, что страж пойдет за ними, чтобы потребовать его возвращения в тюрьму, или какой-нибудь чиновник, полный чванства, выйдет вперед, чтобы объявить, что указ об его освобождении — ошибка.

Они проходили мимо стен и по различным дворам. Внезапно они вышли за ворота. Город окружил их, его шум был слишком громким, запахи слишком сильными, гуляющая толпа слишком плотной, затуманенные дымом солнечные лучи слишком яркими. Он чувствовал себя как какое-то существо, беззащитное от того, что его вынули из камня, таким испуганным этим внезапным изменением, что его единственной мыслью было стремглав бежать в укрытие.

Порыв прошел через несколько мгновений, но страх остался. Он еще находился под его воздействием, даже когда они достигли Вестминстерского дворца. Он цеплялся за него, пока мылся в самой горячей воде, которую только могли принести слуги, брился и переодевался в одежду, предназначенную для поездки. Когда они отправились в Винчестер, страх ехал в седле Тени вместе с ним. Он проявлялся в покалывании тыльной стороны шеи, зудящем ощущении между лопатками, желании скакать, как будто по его следам бежали гончие ада.

Если Изабель и понимала эти опасения, она оставила это при себе. Она не была болтливой, такой женщиной, которая считает своим долгом заполнять каждый момент молчания бессодержательными наблюдениями и вопросами, на которые она уже знает ответы. Она ехала с застывшим выражением лица и взглядом, устремленным вперед, она даже не разговаривала со своей служанкой Гвинн, ехавшей с другой стороны от нее, намного ближе к ней, чем он. Дэвид был таким же, хотя у него было оправдание, что он очень устал.

В любом случае поговорить толком не было возможности, так как они путешествовали не одни. Их сопровождали верховые в ливреях королевского дома, почетный эскорт королевской охраны, посланной по королевскому приказу. Они были желанной защитой от неприятностей по пути, хотя их истинной целью, подумал Рэнд, могло также быть не дать ему сбежать в противоположном направлении.

Постепенно Рэнд проникся чувством, что он действительно свободен. Солнце на его плечах чувствовалось как благословение, ветер в лицо — как ласка. Запахи свежего сена, высушенного хмеля и астр, которые доносились из-за рядов изгороди, никогда не казались слаще. Изабель, которая ехала рядом с ним, была так прекрасна, что его сердце замирало, когда он на нее смотрел. Мимолетное сияние ее волос под вуалью, изгиб ее щеки, взмахи ресниц, контуры ее рук, просматривающиеся под пыльной накидкой, и то, как она спадала на ее грудь, линия ее бедра, где ее нога огибала боковое седло — все очаровывало его.

Его жена.