Только он

– Не волнуйся. В целом, в порядке. Жив-здоров. Так ты едешь?

– Да, сейчас. Конечно.

Он приехал через пятнадцать минут, действительно растерянный и обеспокоенный, недоверчиво посмотрел на Алёну, будто не исключал подвоха или розыгрыша. Она указала рукой в сторону комнаты:

– Проходи. Туда. Ботинки снимать не надо.

Но сама двинулась первой, убедившись, что Глеб прошёл следом, остановилась, кивнула в сторону спящего на диване парня.

– Забирай.

Глеб замер, окончательно сбитый с толку и даже немного испуганный, выдохнул с опаской:

– Он…

– Пьяный он, – сообщила Алёна. – В стельку. – Добавила без паузы: – Подробностей, где это случилось и по какому поводу, не знаю.

– Он к другу на день рождения пошёл, – пояснил Глеб.

– Понятно.

– А как он у тебя оказался?

Рассказать правду? Или всё-таки не стоит?

– Подобрала на улице. Тут недалеко. Побоялась оставлять одного в таком виде. Привела сюда, потому что ближе, позвонила тебе. – И, чтобы не возникло сомнений, поинтересовалась чуть ли не с вызовом: – Я ведь всё правильно сделала?

Глеб подтвердил послушно, но не слишком приветливо:

– Да. Конечно.

Так и не отказался от своих подозрений, по-прежнему думал о подвохе, о скрытых умыслах и утаённых истинах. Не доверял. Не Димке своему, Алёне. А может, вообще предполагал застать его голого в её постели. Но она не собиралась ни в чём убеждать и оправдываться, напомнила об актуальной цели визита:

– Тогда – не стой, забирай.

Глеб наконец-то сдвинулся с места, приблизился к дивану, наклонился над сыном, тряхнул того за плечо:

– Дима! Дим-ка! Просыпайся!

Тот тихонько замычал и попытался оттолкнуть его руку.

– Дима! – произнёс Глеб громко, почти выкрикнул, тряхнул со всей силы.

Это подействовало. Дима нехотя разлепил веки, уставился на отца.

– Пап? – уточнил неуверенно. И вдруг встрепенулся, резко сел, сощурил глаза, процедил зло: – Ты что здесь делаешь? Ты…

– За тобой приехал, – не дожидаясь, закончил за него Глеб. – Поднимайся, пойдём.

Дима отыскал взглядом Алёну, посмотрел с обидой, с упрёком, с негодованием, и его отец прекрасно понял, куда он смотрит.

– Дим! – воскликнул раздражённо. – Поднимайся!

Сын стиснул зубы, опустил глаза, попытался встать. С первого раза не сложилось, но Глеб, не церемонясь, дёрнул его вверх, подхватил под руку, поволок в прихожую, а когда уже выходили из квартиры, глядя мимо Алёны, сухо произнёс:

– Извини, что так получилось.

Та ничего не ответила, просто кивнула и захлопнула за их спинами дверь.

41

Ну что, возвращаемся в детство, в юность? Видимо, так и не дано стать ей окончательно взрослой, любые проблема решать исключительно собственными силами и не зависеть ни от кого.

Алёна уже полдня бросала на мобильник красноречивые взгляды, старательно оттягивала время, хотя почти на сто процентов верила, что в конце концов всё равно не выдержит и позвонит. И, пожалуйста, пусть на неё не обижается славная красотка Марина – она честно пыталась, но только в очередной раз убедилась: никак ей не обойтись своими душевными силами.

Не хватало, жутко не хватало ей Шарицкого. С его ироничным взглядом, с ничем не перебиваемой рациональностью и реалистичностью и прекрасно сочетающейся с ними уверенностью в том, что справиться можно с чем угодно, даже сомневаться не стоит – в любом случае рано или поздно всё будет хорошо. Даже подколок его не хватало, так удачно лопающих пузыри чрезмерно раздутой значимости. Особенно теперь.

Не то, чтобы Алёна совершенно растерялась, запуталась в чувствах и ощущениях. Просто их опять оказалось слишком много, чтобы удержать в себе, чтобы ни с кем не поделиться.

Ну не с котом же соседским ей об этом разговаривать? И не с собственным отражением. А посвящать в долгую, растянутую на года историю ещё кого-то тоже не хотелось. Это ж столько всего надо рассказать.

Короче, как ни крути, никто не сможет её понять лучше Шарицкого. Крест у него такой, и он сам добровольно его принял первого сентября первого школьного года, скрепив сделку подаренной Алёне барбариской.

Ещё и в преподавательской она сейчас находилась одна – даже реальность подавала знак, вопрошала: «Чего сидим? Кого ждём? Пора-пора!» И Алёна всё-таки решилась, подхватила со стола мобильник, нашла нужный номер, ткнула пальцем в значок вызова, дождалась ответа, выдохнула:

– Андрюш, здравствуй.

– А-а, привет, – откликнулся Шарицкий, и что-то не понравилось Алёне в его голосе, точнее, в интонациях. Хотя и произнесено было только полтора слова, слишком мало, чтобы уверенно разобраться. И она уточнила: – Ты сейчас разговаривать можешь?

– Сейчас? – зачем-то переспросил он, но тут же заверил, не дожидаясь ответа: – Разговаривать могу. Да.

– А увидеться? Не прямо вот в данный момент, а когда будет удобно.

Шарицкий отозвался не сразу, думал несколько мгновений, потом поинтересовался:

– Ты хочешь сегодня?

Определённо, что-то не то. Теперь Алёна сомневалась гораздо меньше. Голос – почти лишённый эмоций, тусклый. Для Андрюхи непривычно и странно. Никогда раньше он с Алёной так не разговаривал.