Только одно желание (ЛП)

Он снова попытался обойти меня, но я не дала.

— Почему ты не хочешь поговорить с ними?

Он посмотрел на меня, на лице его вдруг появилась усталость, он потер затылок.

— Что тебе уже известно? Что пишут в интернете?

— Ты подал в суд, когда тебе было шестнадцать, чтобы тебя признали взрослым, потому что не хотел, чтобы родители тратили твои деньги.

Он вздохнул, посмотрел на комнату родителей дальше по коридору и затащил меня в ванную. Даже за закрытой дверью он продолжил говорить шепотом.

— Это не значит, что я не хотел, чтобы они тратили мои деньги, просто… — он снова вздохнул. — Помнишь, я рассказывал тебе, что в детстве заработал большие деньги?

Я кивнула.

— Я заработал более трех миллионов долларов к шестнадцати годам, но мои родители почти все потратили. Они покупали новые дома, новые машины. Я сказал, что хочу инвестировать деньги, тогда они начали покупать ювелирные изделия и предметы искусства, что было бы хорошо, если бы хоть кто-то из них разбирался в ювелирных изделиях или предметах искусства. Но это не про них. Им просто нравилось жить, как миллионеры. У актеров-детей обычно недолгие карьеры. Сейчас Робин Гуд популярен, но такая популярность быстро проходит, с большой вероятностью я окажусь на обочине к двадцати одному году. Когда я получил роль Робина Гуда, я попытался поговорить с ними об управлении моими финансами, но это ни к чему не привело. Тогда я поговорил с юристами сериала.

Он покачал головой и скривился в гримасе:

— Если хочешь превратить плохую ситуацию в ужасную — просто обратись к юристам. Я лишь хотел получить контроль над расходами, но родители восприняли это по-другому. Отец сказал мне, что если я себя так веду, то могу убираться из его дома и жить самостоятельно. — Стив прислонился к стойке и смотрел через меня, будто через пустоту. — Так я и ушел. А они переехали сюда, и с тех пор мы не общаемся.

— Ты пытался поговорить с ними?

Он посмотрел на меня так, будто я не уловила суть. Я сказала:

— Итак, теперь у тебя есть деньги, но ты потерял семью.

Он выпрямился, напомнив мне этим простым движением, какого он высокого роста.

— Думаешь, я должен был позволить родителям всё потратить?

— Нет, но почему ты не попробуешь наладить отношения? Ты же их по-прежнему любишь?

Он стиснул челюсти.

— Речь не идет о том, будто я не люблю их, но, когда вмешались юристы, родители стали обращаться со мной как с чужим человеком. — Он протянул ко мне руку, будто предъявляя доказательство. — За пять минут, что я провел с ними, отец не сказал ничего хорошего, мать переключалась с одного обвинения на другое, а брат считает, что я развращаю монахинь. — Уголки его губ приподнялись на этих словах, и он не сумел сохранить гневное выражение лица в ответ на такое предположение.

Я снова посмотрела на него. В последнее время я ничего больше не делала, кроме как переживала, что моя семья разваливается, а он и его родители разорвали отношения. Это казалось таким неправильным.

— Так ты мстишь, отказывая им хоть в каком-то участии в твоей жизни.

— Неправда.

— Ты им не рассказываешь о том, что происходит в твоей жизни. Так?

— Это не нужно. Для этих целей существует журнал People.

Я положила руку на бедро, и она тут же утонула во фланели.

— Ты даже не рассказал им правду про нас.

Он пожал плечами.

— Они спросили, как долго мы встречаемся. Что я должен был им ответить — посмотреть на часы и сказать «где-то шесть с половиной часов»?

Я недоверчиво посмотрела на него.

— Ты считаешь, что у нас свидание?

Он откинулся на стойку, скрестив руки на груди, и продолжил гнуть свою линию:

— Я оплатил твой ужин. И поцеловал тебя.

— Йогурт и маффин на заправке. И ты представлял, что я Девица Мэрион, когда целовал меня.

— Я поцеловал тебя до этого.

— Нет, это я поцеловала тебя до этого.

Он рассерженно хмыкнул и сократил расстояние между нами.

— Ладно, пускай. А вот это считается?

Прежде чем я поняла, что он делает, он положил руки мне на плечи, наклонился и поцеловал меня. Некоторые готовы на всё, чтобы выиграть спор. Мне не стоило позволять ему поцеловать меня. Нужно было оттолкнуть его и обвинить в очередной попытке совращения монахини. Но я так не сделала. Я крепко обняла его за шею, поцеловала в ответ и почувствовала, как сердце стало биться в два раза быстрее.

Наконец, он поднял голову и улыбнулся мне.

— Хорошо, — сказала я. — Этот считается, но это не отменяет того факта, что ты ничего не делаешь, чтобы наладить отношения с семьей.

Он простонал и отстранился от меня. Я смотрела, как он дистанцировался.

— Я бы заплатила любые деньги, чтобы общаться с братом, когда ему будет семнадцать. А ты можешь, если захочешь, общаться со своим братом. Подумай, что ты теряешь.

Мгновение мы в тишине смотрели друг на друга. Его взгляд оставался жестким. Я не смогла переубедить его. Он провел рукой по волосам.

— Слушай, уже поздно. Нам обоим нужно поспать.

Пока он проходил мимо меня, я спросила:

— После того, как мы съездим в Хендерсон, увидимся ли мы когда-нибудь?

Он задержался в дверях.

— Я бы хотел.

— Я тоже.

Я улыбнулась ему, хотя его ответ ничего не обещал.