Он поворачивается, вздрогнув при звуке моего голоса. Краска бросается ему в лицо, когда он понимает, что да, это действительно я и я застала его в таком виде.
– Свинина не острая, – объясняю я. Он молчит, и я обращаюсь к раздатчице: – Он будет буррито карнитас с коричневым рисом и черными бобами.
Та кивает и подает заказ. Я провожу Дейва по очереди, прошу положить неострой сальсы и дать гуакамоле, без сыра, без сливок. Дейв без комментариев позволяет мне исполнить этот иноземный ритуал, двигаясь как в полудреме. Он не протестует, когда я расплачиваюсь за него и веду к своему столику.
Мы целую минуту сидим друг напротив друга в полном молчании.
– Ты изменилась, – в итоге выдает он.
Какая ирония! Он и сам за четыре недели состарился лет на десять. Я любила этого мужчину и ненавидела его, но в настоящий момент он вызывает во мне только… любопытство.
– Ты пришел сюда прямо из офиса? – спрашиваю я. И так понятно, что нет, но надо ведь с чего-то начать, а этот вопрос кажется мне безопасным.
Он качает головой, засовывает буррито в рот и жует.
– Значит, ты сегодня не работаешь? – нажимаю я.
Он уставился на меня, в голубых глазах плещется усталость.
– Ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос.
– Откуда мне…
– Меня уволили.
– О, Дейв, мне так жа…
– Избавь меня от своих причитаний! Это ты меня уволила. Ты и твой любовничек.
Атмосфера меняется; голоса посетителей превращаются в неясный гул.
– Я не знала, – шепчу я.
– Никто не желает брать меня на работу. Он позаботился об этом. Меня занесли в черный список.
– Почему ты думаешь, что за всем этим стоит Роберт?
В его глазах вспыхивает знакомый огонек.
– А ты считаешь, что я сам себя уволил? Что это моя вина?
– Дейв…
Люди начинают коситься на нас.
– Полагаешь, стоило нам расстаться, и я тут же утратил свою компетентность? – кричит он. – Что я не могу жить без тебя даже теперь, когда знаю, что ты шлюха?
Я тяжело вздыхаю, моя симпатия падает на пол, как забытая бумажная салфетка. Это тот Дейв, которого я знала. Мужчина, которого я ненавидела. Но ненависти больше нет. Теперь мне просто скучно.
Я встаю, аппетит пропадает.
– Приятного обеда, – говорю я. – В следующий раз твоя очередь угощать.
Он сидит, склонив голову; я не вижу его лицо, но могу представить гримасу злости. Я видела ее прежде, нет нужды ступать на ту же скользкую дорожку. Он что-то бормочет, предназначенное вроде бы для моих ушей, но я не могу разобрать, что именно.
– Что ты сказал? – раздраженно переспрашиваю я.
Он поднимает голову и смотрит на меня красными глазами; никакой злости и в помине нет. Выражение куда более тревожное.
– Помоги мне, – шепчет он. – Прошу тебя, Кейси. Он забрал все.
У меня в груди все сжимается, я медленно опускаюсь обратно на стул.
– Меня обвинили в присвоении денег. За это и уволили. Меня назвали вором.
– Ты бы никогда…
– Ты права, я бы этого никогда не сделал. Я бы не стал так рисковать. Я не такой.
Где-то начинает плакать ребенок. Малыши всегда так делают, когда хотят рассказать о своей боли без слов.
– Против тебя выдвинули обвинения? – спрашиваю я.
– Нет, сказали, если я уйду добровольно, то они этого не сделают. Но заверили меня, что у них есть доказательства, даже показали их мне… они фальшивые, но выглядят как настоящие. Эти люди, они знают меня, они сами меня учили, обещали блестящее будущее. Они знают, что меня подставили… и им все равно. Клуб, в который я ходил? Меня из него выгнали. Аннулировали членство и даже не объяснили почему. Это были мои друзья… я считал их друзьями. – Он смотрит на сложенные на коленях руки, буррито карнитас искромсаны и выглядят неаппетитно на бумажной тарелке. – Помоги мне, – просит он снова.
Я трясу головой. Голова кружится. Роберт не мог так поступить. Неужели у него действительно столько власти?
Конечно да. Как сказал мистер Костин, Роберт заседает в правлении многих главных компаний этого города, а в остальных имеет акции. Он смог устроить так, что женщины из разных фирм связались с нашей компанией и выдвинули против Тома ложные обвинения. Так почему он не мог проделать то же самое с Дейвом? Все сходится.
Я впервые понимаю, что это тот же самый узор, который начал складываться, когда нечто похожее проделали с его отцом.
Но
…и это приводит меня к еще одной мысли.
– Ты не сказал, – выдыхаю я. – Ты имел полное право предать меня, но не сделал этого.
Он смеется; мерзкий звук, полный отчаяния и насмешки.
– Вот только не надо делать из меня святого. Я не научился милосердию за то время, пока мы не вместе. Я ходил к Дилану.
– Но это невозможно; мистер Фриланд бы…
– Дилан Фриланд был мне всегда как отец, – начал Дейв с пугающей монотонностью. – Он всегда приходил мне на помощь. Я люблю его, Кейси.