Только один человек

Здесь тот крокодил совершенно нарочито так мощно чихнул, что полы короткого одеяния Уваншпта взлетели на воздух, но об этом ли было Уваншпта думать, когда он как раз в этот миг вцепился в волосы Джигахатун и потянул за них, правда, не слишком сильно, но так, чтоб она все же почувствовала определенную угрозу:

— Если ты посмеешь развесить язык, я запихну тебя в пасть священного крокодила, запомни это хорошенько!

«Но я-то, однако, здесь?!» — подумал крокодил. Тут Джигаха­тун ненароком скользнула по нему взглядом, и он возрадовался: кажется, мол, приметили, но она раздумчиво проговорила:

— Какой там священный, на всех доносит. Ты и сам прекрасно знаешь, что никакого такого крокодила не существует.

Возглашенный священным крокодил не сумел сдержаться:

— И с чего поослепли, ошметки моего семени! — воскликнул он в негодовании и... плюх в воду.

— Какой-то звук послышался, — заметил Уваншпта. Поддав­шись сомнению, он отпустил волосы жены и поспешил к верховному жрецу, который сидел недвижно, как изваянный из камня, уставив­шись в облюбованную исполинскую глыбу и своим настойчивым взором пододвигая на скалистом склоне камень к камню.

— Что тебя привело? — вопросил он, поведя на Уваншпта мут­ными глазами.

— Пришел исповедаться.

— Говори.

— Великий жрец Убаинер, я не совершал зла.

— Знаю.

— Я не воровал, никому не завидовал, никого не грабил, сам не убивал никогда человека и приказа о предании человека смерти не отдавал.

— Знаю.

— Я никогда не лицемерил ради своего возвышения, никогда ни на кого не доносил, не лжесвидетельствовал, не предавался рас­путству, не осквернял уста свои бранью.

— Знаю, Уваншпта.

— Не закрывал глаза и уши свои перед правдой, никого не ос­корблял ни словом, ни помыслом, не был жесток и груб с людьми, не предавался суесловию, не заносился в гордыню, ибо далек от высокомерия; не был я также нетерпим к людским слабостям, ни­когда не плакался и понапрасну ни на что не роптал.

— Знаю, Уваншпта, сынок.

— И лишь в одном я грешен: в лицемерии, во имя сохранения жизни, перед великим фараоном — да продлятся его дни и да пре­будет он здрав и невредим! — я лицемерил и продолжаю лицемерить.

— Почему, Уваншпта?

— Женщину одну я люблю, Майятити, и хоть мне, начальнику строительных работ, непростительно терять время, не могу я, тя­нется мое сердце к ней, и пусть люди сочтут это за измену и праздное времяпрепровождение, но быть с ней, с этой женщиной, и вести с ней игру, великий жрец Убаинер, очень и очень нелегко.

— Трудно тебе приходится, да?

— Очень, очень, невыносимо трудно.

— Но ведь она дарит тебе и счастье?

Уваншпта потупил голову:

— Безмерное.

— Послушай меня, сынок Уваншпта, — сказал жрец, возложив ему, коленопреклонному, на голову свою мощную руку, — в каждом из нас заложена частица верховного владыки Земли и Неба, а в тебе она большая, чем в других. Когда-нибудь позже вы, люди, поймете, что начало начал всего — Слово. Тут, в нашем Египте, этого пока не ведают. У тебя первого дрогнуло твое многоемкое сердце. Хотя здесь, у нас, в обширной стране Осириса, употребляется множество слов, однако, начертанные на папирусе, они служат лишь возвеличению фараона и учету торговых сделок, ты же, взыскующий запечатлеть на папирусе, горячий, солнечный поцелуй, ты, жаждущий, с благоволения Майятити, чтоб из-под твоей руки пошел дождь и пораньше наступил рассвет, мечтающий населить мир лучшими смертными, ты, который хочет схватить за горло, придушить всякое зло, ты, как все, следуя принятому обычаю, величаешь фараона сыном Солнца; но ты должен твердо знать, мой Уваншпта, что истинным сыном Солнца являешься ты, и только ты, ибо именно ты носишь в себе тот светоч, который призван светить другим, и я, почитаемый за главную опору и радетеля этих ничтожно-мелких фараонов, дозволяю тебе нарушать тайком, исподтишка, повеления фараона! Так говорю тебе я,.верховный жрец Убаинер!

Возликовав от нахлынувшей многоцветной радости, наш визирь припал к стопам верховного жреца и прижался устами к его колену, а тот продолжал, возложив ему на голову и вторую руку:

— И более того, сынок Уваншпта, знай, что та самая женщина, Майятити, послана тебе мною.

Но о конце Уваншпта — несколько позже...

5