Только они вошли во двор, как в одном светившемся окне сразу же погас свет; Маленький хулиган остановился, не зная, что ему делать, с чего начать, потом подставил под кран пригоршню и плеснул себе водою в лицо. «Давай, давай», — подбодрил его Лука. Тот немного приободрился и даже подфыркнул, проведя пару раз ладонями по лицу.
— Ну-ка посмотри на меня, — сказал Лука. — Оо, хорошо, крови уже нигде нет; завтра с утра сходи в аптеку и... как же оно называется, кажется, «бодяга», это лекарство боксеров, намажь вокруг глаза, и часика через два синяк как рукой снимет.
— Как называется? — застенчиво переспросил Маленький хулиган: он умывался, пригнувшись к крану и широко расставив ноги.
— Бо-дя-га, — раздельно повторил Лука. — Носового платка у тебя нет?
— Был, но выпачкался в крови и... я его выбросил...
— Вот, возьми мой, — сказал Лука,— подожди, сперва смочу, а вот теперь, выжатый, приложи к носу.
— Для чего?
— Опухоль спадет.
Маленький хулиган беспрекословно его слушался. Время от времени он смачивал водой большой зеленый носовой платок, старательно отжимал его и прикладывал к носу.
— Хорошо, хватит, — сказал Лука.
Маленький хулиган простирнул платок и протянул Луке. Но тот покачал головой:
— Нет, нет, оставь себе.
— Спасибо, — сказал Маленький хулиган. И тут Луке припомнилась одна знакомая строфа, только она никак не хотела выстраиваться по порядку и все путалась, обрывалась, как ни старался он найти забытые слова: но он все равно упрямо повторял: «Без любви и солнце не... и Луна не та-та без любви...».
— Пойду я? — вопросительно посмотрел на него Маленький хулиган.
— Нет, почисть сначала брюки.
«Без любви и солнце не восходит... и луна не та-та без любви...»
Нет, не припоминалось, никак не припоминалось...
Маленький хулиган, смачивая ладони, старательно оттирал коленки, потом глянул на брюки через плечо, потянулся к запачканному месту, но не достал. Уж он так, бедняга, завозился, так замучился, так старательно копошился, усердствуя с этим непривычным делом, что Лука, не сводивший с него ни на минуту глаз, вдруг обхватил его за плечи и прижал его маленькую, круглую глупую голову к своей груди:
— Избили тебя, Маленький хулиган?
Не в силах ничего ответить, тот только еще ниже потупил голову и как-то подозрительно сгорбился, так что Лука даже на какой-то миг будто ощутил холод ножа, скользнувшего в живот, но нет-нет, такого бы Маленький хулиган над собой не сотворил, это что-то; другое скрутило его в дугу. Сжав ему пальцами подбородок, Лука; порывисто откинул назад его голову и... опешил: Маленький хулиганбеззвучно рыдал. Он зарыдал от ласки, а теперь, подняв лицо, плакал со всхлипом слезами облегчения, вовсе не таясь от Луки; плакал свободно, от всей души, и когда Лука, взяв его пальцами за мокрые щеки, заглянул ему в глаза, он улыбнулся. И в улыбке этой не было ничего вероломного, неприятного, отталкивающего, а заплаканные глаза смотрели на Луку покорно и преданно. И Лука снова сочувственно спросил:
— Тебя избили, Маленький хулиган?
— Да, — ответил он, — их было двое.
— Пошли, пошли домой, — сказал Лука, беря его за руку, — не бойся.
— А я и не боюсь, — тряхнул головой Маленький хулиган. — Их было двое.
Лука ощутил ладонью его прохладные пальцы, а вот второй его руке будто чего-то недостало — да, ведь верно, виноградные связки!
— Давай-ка пройдем туда,— повернул он его.
— Пройдем, — кивнул головой Маленький хулиган, словно; каждым жестом своим подтверждая полную покорность.
На асфальте лежали две огромные связки янтарного винограда. Лука нагнулся, поднял их и одну протянул ему:
— На, держи, одна — тебе, одна — мне.
— Я не хочу.
— Бери-бери, — и Лука насильно вручил ему виноград.
— Если ты придешь домой с этой связкой, твои не подумают, что тебя избили... что ты подрался... Скажи, что упал.
Маленькому хулигану эти слова понравились.
— Попробуй хоть ягодку. — Тот деликатно отщипнул.
— Вкусный, верно?
— Ага.
— Кахетинский, — сказал Лука. Они стояли на пустынной улице.
— Бодяга называется, не забыл?
— Нет. Бодяга.
— А теперь топай домой.
— Будь здоров. Спасибо.
Лука проводил его взглядом.
Маленький хулиган возвращался домой избитый, но с огромной связкой винограда в руке.