Только один человек

Поначалу все скромно стояли молчком, потом, по мере нарастания ожиданья, задвигались, заговорили — один попросил у другого табачку; почему не поднялся вечерком ко мне? — крикнул третий седьмому; здесь порасспросили друг у друга о делах-здоровье; там восемнадцатый поинтересовался у кого-то: не видел, мальчик не погнал моих индюшат домой? — и чтоб все это не переросло в общий галдеж — тем более, что, как счел Шалва, все, кто собирался идти, уже пришли, — он, выждав минуту относительного затишья, вскинул вверх ладонь:

— Премногоуважаемые верхнеимеретинцы!

Воцарилась глубокая, пещерная тишина, прибавившая цену факелам.

— Здравствуйте, — продолжил Шалва.

— Здравствуйте, батоно... Приветствуем вас и желаем здравия и успехов.

— И мы тоже именно для этого поднялись сюда, так как Верхняя Имерети, по-моему глубокому убеждению, более всего Грузия, наша Грузия! — При этих словах он горделиво вскинул голову. — Поскольку как раз именно здесь, на этой земле, продолжающей Картли, замечательно слились друг с другом восток наш и запад... Я говорил уже о том, что мы, три брата и уважаемый Гайоз Джаши решили именно вам показать ту комедию, которая ставилась еще до рождения ваших предков, да и еще раньше; ставится она и сейчас в целом ряде дальних стран, а чем мы, близживущие грузины, хуже других, чтоб и нам тоже не отведать этого плода...

— Да поможет вам бог! — от всего сердца воскликнул один из бессарионов.

— Не прерывай...

— Наоборот, наоборот, мой Северионе, — озарилось лицо уж Шалвы, — каждый из вас, только пожелай, в любой момент может включиться в комедию или поправить нас, если что кому не понравится, это будет совершенно свободное представление... и посмеяться от души вам тоже никто не запретит, мы ведь не враги, но одно вы должны нам простить — так как в этом представлении около десяти действующих лиц, а нас всего четверо, то иногда одному человеку придется исполнять целых три роли и...

— Ну и что же!

— Так разрешаете? — обрадовался Шалва. — Очень хорошо, тем более что маски и одежду мы будем менять, и вам будет нетрудно разобраться, кто из нас кто. Все артисты у нас мужчины, так что некоторым из нас, господа, — улыбнулся Шалва народу, — придется играть женщин. Ведь вы поверите нам?

— Поверить-то поверим, сударь, но, — возразил после недолгого молчания один из датико, — но каково это вам самим?

Шалва от всей души расхохотался:

— Вот это здорово! — воскликнул он, очень довольный, — именно так вы и должны подключаться, — и поднял повыше правую руку: — Нуу, начали!

Ого, в расчудесной пещере начиналось представление комедии дель арте...

Занавес открылся!

...На верхнем уступе пещеры стоял, спрятав лицо под маской с багрово-красным носом и кутаясь в черный плащ, Василий Кежерадзе. Остальных пока не было видно, ибо они стояли за не до кон­ца отдернутым занавесом, куда устремился и Шалва; у ног их были разложены самые разнообразные вещи и одежда.

Васико стоял на виду у всех, не в состоянии произнести от вол­нения ни слова.

— Давай, Васико, давай, дорогой, — приглушенным голосом крикнул ему Шалва, — давай, начинай, брат Василий! Раз, два и три...

И Васико начал:

— Я болонский доктор Грациано, а Флоренция — столица Тос­каны; Тоскана — колыбель ораторского искусства, королем которого был Цицерон, сенаторствовавший в Риме; в Риме было двенадцать кесарей, столько же, сколько месяцев в году, год же, в свою очередь, делится на четыре, что соответствует четырем стихиям природы, как то: воздух, вода, огонь и земля, которую пашут с помощью быков; у быков имеется бычья шкура, из которой тачают обувь, которую мы обуваем на ноги; ноги нужны нам, чтобы ходить; я вот, идучи, споткнулся и пришел сюда, чтобы приветствовать вас, — здравствуй­те!

Стояла могильная тишина.

«Что за чепуху несет этот человек», — мелькнуло в голове одного из саш, но громко он этого не сказал: имеретинцы ведь, в основном, вежливый народ.

«Плохи дела», — подумал Шалва, который сквозь дырку в изре­шеченном пулями занавесе напряженно вглядывался в людские лица, одновременно натягивая наугад одежду Панталоне; однако он не поддался: «Не робей, Василий, — снова приглушенно крикнул он брату, — не падай духом, давай, жми!..»

— Если бы не Геркулес, — продолжил напуганный молчанием народа Васико, — Трою бы никаким родом не взяли; деревянноконные магараджи возвели в семивратной Трое пирамиды Хеопса, а султаном у них сидел кесарь, когда того кесаря беспощадно при­кончили, его последними словами были: «И ты, Тесей?»

«Что за белиберду несет этот человек», — подумал один из жор, но тоже не выразил этого вслух: имеретинцы ведь, в основном, ис­ключительно терпимы в отношении гостей.

Однако предусмотрительный Северионе, который почитал брать­ев за своих гостей в этой деревне, коротко крикнул на всякий слу­чай в публику:

— Тсс... Тише!

«Я утопист?!» — горестно подумал Василий, совсем растерявшийся от этой камнем нависшей тишины. Он совершенно не представлял, что бы еще ему сказать, как повести себя, и все-таки нашел выход:

— Ооо, а вот и он, мой любезный друг Панталоне!