Александр рассказывал работникам компании о будущем, которого не существует. Он лгал.
Вторая волна скандала была предсказуемой.
В газетах скандал окрестили косметическим Кофегейтом, намекая на политический скандал Уотергейт, который закончился отставкой американского президента Ричарда Никсона.
Хотя большинство людей, имевших со мной дело, не верили, что я замешана в так называемом «разоблачении», поручиться за меня никто не решался. Мало ли, что бывает. На мне скрещивались десятки взглядов, вопрошающих, обвиняющих и просто любопытных. Я даже видела их во сне.
Джейка до сих пор не нашли, хотя следов он оставил много – записи камер, свидетели, копия поддельного удостоверения и даже телефонный номер, с которого позвонили настоящему фотографу, чтобы перенести съёмки.
Второй фотограф, который ушёл раньше Джейка, был из другой газеты. Его показания ничем не помогли делу, но снятые им фотографии использовали в статье о стажёрках. На одной из них мы с Грандом стоим рядом. Он спокойный и суровый, а я счастливая до звёздочек в глазах. В тот момент Гранд коснулся моей руки. Как вспомню, начинается изжога.
Газеты я не читала, новости не смотрела, в сеть не лезла. Один взгляд – и как током бьёт в самое сердце. Идиотские, невыносимые комментарии.
Хотелось закричать на весь мир о презумпции невиновности.
Невиновности, которую я не могу доказать.
Факт, с которым не поспоришь: я действительно принесла кофе директору. Над этим можно глумиться, в этом можно подозревать заговор.
А потом началась третья волна скандала, личная. Во втором телефоне Гранда была частная переписка, а также фотографии. Его подруга оказалась не супермоделью нижнего белья, а менеджером отеля, и когда она узнала, что Гранд изменяет ей с танцовщицами ночного клуба, она закатила публичный скандал. Это подарило ей временную, но ох-какую-сладкую популярность, которая пришлась обиженной женщине по душе. Она с готовностью рассказала о невыносимом характере Александра и его непостоянстве. А также о постельных секретах. Например, о том, что Гранд груб и требователен, не тратит время на прелюдию и не позволяет ей разговаривать во время секса.
Хотя… последнее откровение не удивило тех, кто слышал интервью обиженной подруги Гранда. Наоборот, зрители поневоле сочувствовали поруганному финансисту.
Танцовщицы внесли свою лепту в создание интимного портрета Гранда, назвав его самым раскрепощённым из финансистов. Поговаривали о скором издании скандальной книжонки под названием
Этот скандал был отвратительным, хотя и его подавили очень быстро.
Кстати, Ева права, танцовщицы оказались двойняшками.
Не сомневаюсь, что в момент нашей памятной встречи на пятнадцатом этаже Александр уже знал, какой кошмар его ожидает. Он презирал себя за промах, а меня он ненавидел. Люто, до искр в глазах, до слепого желания разорвать мою плоть зубами. Обещая мне защиту, покоряя моё тело своим, он ненавидел меня. Наказывал. Мстил.
Он знает, что меня подставили, но бремя скандала настолько невыносимо, что Гранду нужна ненависть. Другие чувства слишком слабы, несущественны. Я принесла ему скандал в чёрной кружке с надписью «Босс», а в ответ он унизил меня, размазал по ворсистому ковру. Мои извинения и комплименты он воспринял как манипуляцию, попытку вызвать жалость, и от этого возненавидел меня ещё сильнее. Ему плевать на этику: нет компании, нет правил.
Иногда мне до одури хочется пожаловаться на Александра, посмотреть на выражение лица Дороти из отдела кадров, когда я скажу, что директор поимел меня в кожаном кресле пятнадцатого этажа. Но жаловаться не на что. Да, он воспользовался мной, но я сама себя обманула, сунула ему в руки свою влюблённую наивность.
Я не живу, а существую. С того момента, как вышла из кабинета на пятнадцатом этаже. Как спряталась в туалете и наспех надела лифчик. Как добежала до дома, не ощущая холода, и провела полчаса в душе. Безжалостно тёрла тело, впитавшее в себя следы Гранда.
Смыть его не удалось.
Стереть его из памяти не удалось.