На видео Амелин в одной футболке с длинным рукавом и в джинсах стоял на последней ступени лестницы к нам спиной. Его левая рука была пристегнута к перилам, а правую выкручивал здоровый небритый бугай лет сорока.
Второй фельдшер, помоложе, с пропитым лицом, присев на корточки, разглядывал наручник.
– Я ничего не сделал, – сказал Амелин. – И никуда не поеду.
– Быстро отстегнул эту штуку, – приказал бугай.
– У меня нет ключей.
Бугай отвесил Костику затрещину.
– Снимай, я сказал!
– Не могу.
– Думаешь, мы тебя не увезем? – Он выкрутил руку Амелину еще сильнее, и тот со стоном согнулся.
– Что вы делаете? – послышался за кадром голос Ольки. – Зачем вы его бьете?
– Идите отсюда, женщина, – сказал молодой. – И не нужно записывать.
– Хочу и записываю, – огрызнулась Олька. – Это мой дом.
– Пошла вон, – заорал на нее бугай.
– Я сейчас полицию вызову, – пригрозила она.
– Валяй. Пусть приедут, помогут нам. Убери телефон и не мешай госпитализации.
Камера задергалась, изображение исчезло. Олька отступила в свою квартиру. Но звук остался.
– Слышь, пацан, не отстегнешься по-хорошему, я с тебя шкуру спущу, – прорычал бугай.
– Я ничего не сделал, – проныл Амелин издевательски плаксивым голосом.
– Вот поедем, там и разберемся, кто что сделал. Если ничего не сделал, уйдешь себе спокойно.
– Вы же знаете, что я вам не поверю, – откликнулся Костик уже насмешливо.
– Тебе руку сломать?
– А вот в это верю.
Раздался звук удара.
– Спасибо, что так слабо, – простонал Амелин. – В прошлый раз ваш коллега мне чуть почки не отбил. Но он был крепкий парень, не то что вы.
Снова послышался удар и чересчур громкий смех Амелина.
– Так уже лучше. Но имейте в виду, что меня может начать тошнить или кровь пойти носом.
– Давай сгоняй в его квартиру, – сказал бугай. – Пусть инструмент какой поищут. Молоток хотя бы.
Молодой поднялся к лифту, зашел в него и уехал.
– Неужели ты не понимаешь, что мы тебя по-любому увезем? – Приглушенный голос фельдшера наполнился ненавистью. – На что ты рассчитываешь?
– На справедливость и человечность.
– На что?
– Слово такое есть, означает уважение к человеческой личности и доброе отношение ко всему живому.
– Если я буду добреньким, меня с работы выгонят. У меня за день таких уродов, как ты, знаешь сколько?
– Я не совсем такой. Маму лишили родительских прав, – попытался объяснить Амелин. – Она мне не родственник и не имеет права вас вызывать. Мы с ней даже не живем вместе.
– Кончай болтать. Это не мое дело.
– Просто позвоните моей кураторше из опеки. Она вам расскажет.
– Ты же совершеннолетний, какая опека?
– Но она все про меня знает, свяжитесь с ней. Пожалуйста. Ее номер в моем телефоне…
Послышалась шумная возня и шарканье ног.
– Говорю вам, у меня нет ключа и не было. Мне их так отдали.
– Зачем тебе вообще наручники?
– Это шутка.
– С ними и диагноз ставить не нужно. Да и руки у тебя – жесть. Сколько вожу психов – в первый раз такую красоту вижу.
– Это давно было, я все осознал и раскаялся.
– Заткнись! – рявкнул фельдшер, и эхо прокатилось на весь подъезд. – Еще одно слово – в дурку через хирургическое поедешь.
– Ничего страшного, у меня уже такое было.
– Думаешь, я шучу?
– Нет, конечно. Вам же за это ничего не будет. Скажете, что я буйный, и все. А Мила подтвердит. Всем хорошо и приятно. Вам же приятно меня бить, да? Приятно, что мне больно? Вас, наверное, дома жена ни во что не ставит? Не уважает, ругается без конца, да? А тут можно себя важным почувствовать. Сильным… и значимым. Я понимаю.
Судя по звукам, бугай снова ему врезал.
– О, я же предупреждал, что кровь может пойти, – сдавленно проговорил Амелин.
Дверь напротив приоткрылась, и оттуда высунулся тот самый усатый старикан. С любопытством посмотрел в камеру Ольки и на цыпочках прокрался к лестнице.
Олька, подбодренная его появлением, тоже вышла из своего укрытия.
Изображение переместилось на лестницу.
Амелин стоял, согнувшись, фельдшер возвышался над ним.
– Добрый вечер, – сказал старикан. – А что тут, собственно, происходит?
– Иди домой, дед, – прошипел бугай.
– Вызовите, пожалуйста, полицию, – попросил Амелин.
Со скрежетом раскрылся лифт, вернулся молодой напарник с молотком. С ним приехала и Мила. Я ее не сразу узнала. С гладко зачесанными волосами, без косметики, в черной водолазке с высоким горлом. Она явно хорошо подготовилась к образу жертвы.
– Зачем ты это устроил? Для чего этот цирк? – Она махнула в сторону Ольки и старикана. – Нравятся зрители?
Амелин обернулся на ее голос.
– Они мне собираются пальцы дробить молотком. Ты рада? Сейчас полюбуешься. Пусть тебе это всю жизнь будет сниться, мама.
– Сделайте ему уже укол, – обратилась Мила к фельдшерам. – Сколько можно это терпеть?
– Укол? – Амелин с вызовом выпрямился. – Тогда ты неправильную службу вызвала. Усыпляют ветеринары.
– Вы что это удумали? – воскликнула Олька, заметив, как молодой замахнулся молотком. – Правда руку ломать?
– Женщина, успокойтесь. Наручники снимем, и все.
Бугай зашел Костику за спину, чтобы держать свободную руку, а молодой принялся стучать молотком по браслету наручника. Раздался оглушительный металлический лязг.