Только не для взрослых

– То, о чем ты просила говорить, когда это происходит.

Выдернув руку, я остановилась, и несколько долгих секунд мы смотрели друг другу в глаза.

На его лице под капюшоном двигались тени.

– Зоя ничего из себя не строит. Ты просто ревнуешь.

– Что? – Я не поверила своим ушам. – Думаешь, я не понимаю, с чего это ты вдруг согласился туда пойти? Уж точно не потому, что ты такой дружелюбный и компанейский. Проверяешь меня, да? Наблюдаешь: что я скажу, как посмотрю. Типа испытание, да? И после этого заявляешь, что «опять» у меня?

Развернувшись, я зашагала дальше. Он поспешил догнать:

– Это я не тебя проверял, а себя. Хотел убедиться, что больше не переживаю по этому поводу так, как раньше.

– Ну и?..

– Переживаю, но вроде уже лучше. Хотя то, что ты злишься на Зою…

Мне пришлось снова притормозить. Во время разговора с Амелиным всегда нужно было оставаться начеку и следить за его мимикой. Одна и та же фраза могла означать совершенно разное.

– Я тебе сто раз говорила, что ревность – это самое бессмысленное переживание на свете. Либо тебя любят, либо нет. А если не любят, то никакой ревностью этого не исправить.

– Ошибаешься, – неожиданно твердо, будто ставя диагноз, произнес он. – Ты просто ничего по-настоящему не теряла.

– Неправда! Когда ты ушел из «Хризолита», у меня случилась паническая атака, и я чуть не задохнулась. По-настоящему! Я! Я, Амелин, чуть не умерла – не метафорически, а по правде. Физически. Как ты вообще мог со мной так поступить?

Эти слова возымели просто магическое действие. Он словно выдохнул переполнявшую его тревогу в виде облачка пара и прислонился лбом к моему лбу так, что оба его глаза слились в один.

– Ты же знаешь, что я сделал это ради тебя. Чтобы тебе было проще. И легче.

– Легче что?

– Легче выбрать кого-то лучше меня. – Он чуть наклонил голову, и один глаз разъехался на два асимметричных. – Я очень старался поступить благородно. Это ведь так называется?

Я почувствовала, как пульсирует его сердце. Этот разговор в различных интерпретациях на протяжении всей осени мы повторили уже много раз. Но Амелин до сих пор никак не мог окончательно успокоиться.

– И как я должна была об этом узнать? Если не считать выходку в душе, ты не устроил ни одной душераздирающей сцены. – Я отодвинулась.

Из-за перекошенных, как на картинах Шагала, глаз начинала кружиться голова.

– Я пытался быть, как ты говоришь, нормальным.

Он взял меня за руку и засунул ее в карман своего пальто, но в ту же секунду мои пальцы нащупали нечто металлическое и очень холодное. Потянув, я выудила оттуда Лёхины наручники.

– Нормальным?

– Это не я. – Он рассмеялся, явно не ожидая их увидеть. – Клянусь. Хочешь, отнесу назад?

– Ладно. – Я взяла его под руку и повела в сторону метро. – Если скажешь, что ты увидел на картине, можешь оставить эту игрушку себе.

– Нет, пожалуйста, загадай другое условие.

– Это что-то стыдное?

– Для меня – да.

– Тогда я тем более хочу знать.

– А вдруг это очень сильно стыдное?

– Чем стыднее, тем любопытнее.

– Ты жестокая и совсем меня не жалеешь.

– Ни капли. К нам сегодня психолог на общагу приходила. Рассказывала, что люди, подвергшиеся в детстве насилию, склонны к виктимному поведению и мазохизму.

– Так я и знал. Мила говорила, что ты только изображаешь святошу.

– Сердце матери, Амелин, не обманешь.

Он снова достал наручники и многозначительно покачал их на пальце.

– Еще немного – и ты вынудишь меня ими воспользоваться.

Наша шутливая перепалка грозила вот-вот перерасти в очередную маленькую баталию, как неожиданно Амелин сдался.

– Ладно. Ты имеешь право знать обо мне все. Но я тебя предупреждал. – Он немного помедлил, решаясь. – Это деньги. На картине со счастьем я, Тоня, увидел деньги. Представляешь, какая я, оказывается, посредственность и какое у меня ничтожное счастье. Это, наверное, самое стыдное, что я узнал о себе за всю жизнь.

– Глупости. Что в этом стыдного? Всем людям нужны деньги, а тебе особенно.

– Но счастье! Оно никак не может измеряться деньгами. Это же очевидно.

– Картине лучше знать.

– Может, они все-таки ошибаются, эти картины?

– Не ошибаются. Просто все остальное для счастья у тебя уже есть.

Глава 14 Никита

Сначала я решил позвать Настю к Лёхе на дачу, куда он нас с Тифом возил прошлой осенью.

Большой уютный загородный дом. Лёхины родители уезжали оттуда в ноябре и до весны не появлялись, поэтому Лёха постоянно приглашал туда своих подружек.

Подумал, что было бы здорово, если бы мы с ней поехали вдвоем. Пожарили бы шашлыки, погрелись у камина и погуляли по заснеженному лесу. Могли бы провести вечер вместе, никуда не торопясь. Нафантазировал небольшую романтическую сказку, после которой Настя должна была окончательно простить меня.

Однако, когда заговорил об этом с Лёхой, выяснилось, что на ближайшее время дачные поездки накрылись медным тазом. Кто-то из соседей позвонил его маме и рассказал, что Лёха тусит на даче. Родители нагрянули, устроили скандал, и лавочка прикрылась.