Дядя Альберт шел пожелать ей доброй ночи, но сейчас стоял под дверью и, не стесняясь, подслушивал. Ведь это касалось Мин, а потому было очень важно для него. Наступила пауза, видно, говорила миссис Тренч. Он вспомнил, что она — доверенное лицо Джулиана. Потом — снова Мин:
— Нет, он переменился. Он совсем другой. Мне кажется, что есть какое-то объяснение и оно в том, что я все же нравлюсь ему. Но нельзя же вешаться ему на шею… Я больше не могу. Я попросила дядю увезти меня в другое полушарие.
Потом снова молчание, нарушаемое только подавленными всхлипываниями, и снова она заговорила:
— Нет, пожалуйста, не говорите ему. Я не хочу, чтобы он знал, что я волнуюсь. Думаю, я сделаю правильно, если снова убегу, но уже навсегда. Навсегда. Надеюсь, он найдет счастье. Он не хочет его со мной.
Потом были слова прощания, обещание увидеться с Тренч перед отъездом, просьба ничего не передавать Джулиану.
Потом Мин положила трубку, а дядя виновато и тихонько ушел к себе. Ему надо было узнать, что с ребенком все в порядке. Но так не было. Конечно, она помешана на этом парне. Уходя, он услышал, что она плачет. Господи, надо же иметь такую силу переживаний! Только молодые на это способны. Старшие лучше сдерживают свои чувства, они у них не столь разрушительны. А некоторые вовсе не знают таких переживаний. Правда, думал он, немногим дано чувствовать, как Мин, к добру это или к худу, трудно сказать. Но он был полон решимости не допустить худа для любимой племянницы. Он сел в кресло и сидел с нечитаной газетой, пока все не затихло. Он подкрался к ее двери, но, ничего не услышав, решил, что она наконец заснула.
Глава 18
Следующий день Мин назвала «черным понедельником», и он для нее был мрачным с самого начала. Она плакала, пока не заснула, а потом проснулась чуть свет со страшной головной болью, приняла аспирин и снова заснула. На этот раз она проснулась, услышав из-за двери голос дяди Альберта:
— Мин! Проснулась, милая? Тебя к телефону.
Она села в постели, еще не совсем придя в себя. Боже, как болит голова!
— Кто спрашивает меня, дядя?
После некоторого колебания Спрингер ответил:
— Детка, это Джулиан Беррисфорд.
У Мин замерло сердце, она напряглась:
— Чего он хочет?
— Говорит, сказать тебе пару слов. Это о… вчерашнем.
— Я не хочу говорить с ним. Не хочу это обсуждать.
— Но, Мин, он выражает сожаление и хочет кое-что сказать.
— Не хочу разговаривать, — сказала Мин, которая, проплакав большую часть ночи, все же была полна решимости порвать отношения с Джулианом. — Если он извиняется за то, что вчера был таким противным, скажите, что я принимаю извинения и благодарю за звонок, но думаю, будет лучше, если мы с ним больше не будем общаться, лучше для всех.
— Я думаю, ты ошибаешься, дорогая, и не понимаешь сама, что говоришь. Но я передам ему это.
Мин снова легла. Она боялась, что сейчас заплачет. Не имело смысла разговаривать с Джулианом, начинать все сначала, слишком опасно это было для нее. Нельзя допускать новых ошибок. Она была унижена, предложив ему свою любовь, которую он отверг. Он ясно дал понять, что она не нужна ему ни как жена, ни как соседка. Если он позвонил сегодня, чтобы принести извинения, это мило с его стороны, но ей не нужно. Если он ее не любит, то ей от него ничего не надо.
Одевшись и собравшись, она снова увидела дядю и, потупив взор, позволила себе спросить, что сказал Джулиан. Дядя Альберт едва удержался от улыбки. «Как она простодушна, — подумал он с нежностью. — Ведь ей до смерти хочется поговорить с Джулианом». Но он поддразнил ее любопытство, ответив:
— Ничего существенного.
Он не сказал ей, что молодой Беррисфорд этим утром был в другом настроении, решительном и даже боевом. Услышав, что Мин не захотела разговаривать, он заявил, что желает непременно увидеться с ней, хочется ей этого или нет. Он не в силах отпустить ее в Австралию, пока не скажет ей, что обожает ее. Ему уже ничто не мешает сделать ей предложение. Он даже рассказал дяде Альберту о письме Клодии. Тот посочувствовал ему, потом сказал:
— Ну, молодой человек, ошибаться больше нельзя. Я не отпущу племянницу в Мельбурн, пока вы еще раз не повидаетесь. Она сегодня проплакала полночи. Вы оба терзаете друг друга, и чем скорее поумнеете, тем лучше. К дьяволу всякую гордыню и сокрушаться, у кого сколько денег. Деловую сторону я беру на себя и, нравится племяннице или нет, покупаю Шенли. Завтра у вас на счету в банке будет на двадцать тысяч больше, чем сегодня. Да, я знаю, там половина заложена, я отдаю себе отчет. Я даже наводил справки о фирме «Камлидж и К» и знаю, что у вас нелады с дядей. Но как спонсор я могу вложить в вашу фирму десять — двадцать тысяч хоть завтра, если потребуется, для поправки дела. Вы можете помириться с дядей, представив меня в качестве нового коммерческого директора. Ручаюсь, он не скажет «нет» Спрингеру из «Рационов Спрингера».
Джулиан попытался вяло возразить что-то в ответ, а мистер Спрингер рассмеялся: