Только мертвые молчат

Анетта и Григор лежали в постели в мастерской художника, друга Арнаудова, расположенной на последнем этаже кооперативного дома в центре города. Мастерская тонула в грязи и беспорядке, но в ней имелись все коммунальные удобства, выгодным было и ее месторасположение: дом находился на тихой улочке, поблизости не было никаких учреждений и торговых точек, движение было слабым и в основном пешеходным. Плохо было лишь то, что приходилось считаться с графиком художника, довольно непредсказуемым, как и сам характер маэстро. В гостиной, в прихожей, в спальне валялись картины, холсты, рамы, старые чемоданы, громоздились этажерки с пыльными журналами и пожелтевшими газетами, кухня месяцами не знала веника. Поначалу Анетта испытывала брезгливость, но постепенно смирилась. Стала приносить и менять постельное белье, выделила на кухне шкафчик для посуды и приборов, каждый раз вылизывала и дезинфицировала ванную.

В тот вечер Григор принес фрукты и бутылку виски, и после ужина они расположились по-римски – голышом, обернутые в накрахмаленные простыни, в головах были поставлены ваза с фруктами и ведерко со льдом. По радио какая-то далекая станция передавала джаз. Они пили, запуская пальцы в виноградные гроздья, рассеянно прислушиваясь к воплям саксофонов.

– Ужасно хочется попутешествовать с тобой, – проронила Анетта. – Куда-нибудь в Европу, по маленьким городкам. Увы, это невозможно.

– Все возможно, Ани. Анетта горько усмехнулась. – Утешитель мой, вещай, лги мне красиво…

Григор поцеловал ее.

– Не могу без тебя, понимаешь? Знаю, что это безнадежно, но все равно не могу. А годы летят, ты об этом не задумывался?

Григор целовал ее, растравляя в ней ощущение злой доли.

– Дома без устали меня поучают – поступи так, веди себя этак… А я шатаюсь с тобой по чужим домам и чердакам, зарабатываю пенсию для кукушки с прошлым…

Губы Григора застыли на впадинке у ключицы, она резко отпрянула и поднялась на колени.

– Не слушай меня, я говорю глупости… Ничего мне не надо, хочу только тебя!

Григор уткнулся лицом в подушку и не отзывался.

– Ты меня слышишь?

Григор не шелохнулся.

– Что с тобой? Ты слышишь меня?

Выдержав паузу, он притворно ленивым движением завел руку за голову.

– Ани, выслушай меня внимательно. Мне требуется твоя помощь в одном очень важном деле… – он сделал паузу. – Нужно внести вклады на кодовый счет.

– В сберкассу?

– В заграничный банк.

Она присела на пятки, механически растирая бедра.

– Где это?

Григор назвал город.

– Твой счет?

– Мой. Свой ты откроешь сама.

Дрожащей рукой Анетта потрогала его лоб. Он был холодным.

– У тебя случайно нет температуры?

– Я говорю серьезно.

Мысль Анетты работала молниеносно.

– А почему ты не сделаешь это сам?

– Сейчас я не могу тебе этого сказать.

– Гриша, давай не будем валять дурака – ты меня что, за ребенка считаешь?

– Люди моего ранга всегда находятся под наблюдением, несмышленыш ты мой.

Она рассмеялась:

– Могут поймать цыпленочка, голенького… – она потерла лоб и, наклонив голову, тихо спросила: – Так ты решил мной пожертвовать?

Она ожидала, что он ее приголубит, но Григор даже не пошелохнулся.

– Технологи вне подозрения, подозревают торговцев, Ани.

В храме, добавила про себя Анетта, а вслух сказала:

– Я должна знать все – все, ты это понимаешь?

– Я же сказал – когда придет время.

Его тон одновременно и раздражал, и сковывал ее.

– И чем же я заслужила… эту честь?

– Ты забываешь о своей информированности. Только сейчас она сообразила, зачем ему понадобилось между прочим расспрашивать ее о ходе технических переговоров. Раньше она объясняла это профессиональным любопытством, ну, возможно, – интересом.

– Значит, не хочешь мне говорить?

– Пойми – пока не время.

– Странно… Ты не искренен, зато щедр.

Промолвив это, она сразу же пожалела – теперь он наверняка обидится. Но Григор оставался невозмутим.

– Сейчас могу сказать тебе одно: надеюсь, что наступит день, когда ты меня поймешь.

Анетта уловила намек.

– Ты никогда на это не отважишься – прости за откровенность.

– Ты прощена, Ани.

Ей не приходилось видеть его настолько уверенным и настолько бесчувственным. И снова она не сдержалась:

– Ты наивен, мой мальчик. Ты не допускаешь, что я могу тебя выдать?

– Ну и что?

– Ты – опасный человек, Гриша…

Никуда она не денется – согласится, прикидывал Григор, он обмозговал не один вариант разговора и его последствий, одним из которых было предательство. Но в это он не верил.

– Ани, – сказал он, посмотрев ей прямо в глаза, – сегодня решающий день в нашей жизни, в судьбе нас обоих.

Он приподнялся и взял оставленную рядом с кроватью коробку, которую Анетта раньше не заметила. Вынул из нее завернутую в марлю иголку, потер заранее приготовленной ваткой безымянный палец своей руки и рассчитанным взмахом проколол его. Появилась алая капля, которая быстро набухала.

– Пей, – и он поднес палец к ее лицу.

Анетта инстинктивно отпрянула.

– Пей, Ани, у меня чистая кровь.

И он прижал свой палец к ее губам, заметив, как расширились ее зрачки.

– Гри…