Только хорошие умирают молодыми

Олег вышел из кабинета. Пойти домой выспаться перед ночной вылазкой? Опять Иришка будет ворчать… А что он может поделать? Идет война, они все, как ни крути, солдаты. У каждого свое место в строю. Музыкант тоже бывает нужен. Вон, Вась-Палыч, если все в порядке, чуть ли не нос от него вороти. А едва припечет — кого на помощь зовут? Правильно, музыканта, ведь там, где не справляются нормальные, стопроцентно победят — кто? Точно. Ненормальные. К тому же штабисты, вынужден был признать Олег, правы в том, что он и так получает немало поблажек. Вот и настал один из тех моментов, когда настало время за это расплачиваться.

Поразмышляв таким образом, снайпер решил забежать в туалет. В небольшом помещении с двумя кабинками и четырьмя фарфоровыми писсуарами вдоль стены не было никого. Хорошо, подумал Олег. Тихо. Только вода негромко журчит. Можно было бы, конечно, снять слуховой аппарат, тогда станет еще тише. Но что, если кто-то войдет? Все-таки, когда вокруг люди, стоит иметь возможность нормально говорить с ними, да и обижать окружающих показной глухотой не стоит. Музыкант расстегнул штаны и спокойно сделал дело, за которым сюда зашел. Застегнувшись, он шагнул к двери — и вдруг услышал голоса.

Говорили о нем.

Один голос стопроцентно принадлежал Паршину. Остальные снайпер не опознал: скорее всего, кто-нибудь из охраны или вызванных в Штаб людей.

— Музыкант-то? — ворчливо переспросил один из тех, чей голос узнать Олег не смог. — Да что про него скажешь? Хрен разберет, что ему надо. Отключит свою штуковину на ухе, и не поговоришь с ним, как с человеком. Ходит в серую зону, возвращается живой, точно заговоренный.

— Ага, — подхватил другой голос, звонкий, молодой. — У меня вон браток был, Серега, душа-парень, дрался как бог, стрелял что твой Робин Гуд. И то из серой зоны не пришел. Хотя этому Музыканту до Сереги далеко. Но вот он, почему-то, все время живой остается, а Серегу убили.

— Так он же, все-таки, за нас, — это уже Паршин.

— За нас-то он за нас, — подтвердил ворчливый. — Если бы он еще и против был — все, пиши пропало. Боюсь я его. Он какой-то в себя погруженный. Нормальный человек — ему же с другими поговорить надо, а он что? Обращаешься к нему — он на тебя глядит, а сам будто и не видит: мысли-то у Музыканта явно не здесь где-то. Нет, стрелок он отменный, это ты, Леха, со зла такое отмочил, но что у него на уме, никто не знает. Непонятный он какой-то.

— Я все правильно сказал, — обиделся молодой Леха. — Люди знаете что говорят? Что он умеет с крысами разговаривать.

Олег внутренне похолодел. Умом-то он понимал, что рассказанное незнакомым ему Лехой — не более, чем очередное суеверие. Но, елки-палки, как же близок парень к правде, даже если сам он того и не подозревает. А Леха, тем временем, продолжал:

— Он, я слыхал, особые слова знает, какие можно крысам сказать — и те сами лапки задирают и под выстрелы подставляются. С такими словами любой может хорошим снайпером стать: знай только командуй серым, куда им идти и как строиться, а потом курок нажимай. А еще он над пулями колдует.

— Ты сам видел? — со смешком спросил ворчливый.

— Да все это знают, — обиженно бросил Леха в ответ. — Сам подумай, чем еще можно его везение объяснить.

Олег подумал, что будет забавно, если кто-нибудь из обсуждавшей его троицы решит посетить туалет и обнаружит там предмет своего интереса стоящим с приложенным к двери ухом.

Ворчливый все не соглашался с Лехой.

— А что ты сам у него эти слова не спросишь? Представляешь, все бы такие слова знали! Да мы бы в три дня всех тварей перебили.

— Так он тебе их и сказал, — ответил раздосадовано Леха. — Ты что, не понимаешь? Если те слова будут другие люди знать, какие у Музыканта тогда преимущества останутся?

Паршин, слушавший обоих своих собеседников и сам в разговоре особо не участвовавший, наконец, решил вмешаться.

— Просто дело в том, мужики, что мне с ним в одной группе на задание идти. Вот я и думаю, насколько ему доверять можно.

— Доверять-то можно, — рассудительно произнес ворчливый. — Но думать он о тебе вряд ли будет. Слишком уж он сам по себе. Так что ты на него, как говорится, надейся, но и сам не плошай.

— А я тебе так скажу, — добавил Леха. — По-моему, Музыканту главное, чтобы было чем перед людьми покрасоваться. Так что, если ему покажется, что можно совершить подвиг, он полезет его совершать обязательно. А вас кинет. Потому что он — вот такой вот уникальный Музыкант, а мы все — хрены с горы.

— Ладно-ладно, — Музыкант не видел сейчас Паршина, но мог представить, как бывший танкист часто-часто кивает головой, — попробую учесть. Ну спасибо, ребята, за рассказы, за советы.

— Удачно тебе вернуться.

Трое разошлись. Никто из них так и не собрался заглянуть в туалет, служивший сейчас Олегу местом подслушивания.