Только хорошие умирают молодыми

— И ты меня… Извини, — выдавил из себя Сережка. — Все мы тогда были… Уставшие.

— Принято.

— Вот и здорово, — засуетилась, закружилась, затанцевала вокруг Ира. — Олег, ты же еще не уходишь?

Сережка еще раз внимательно посмотрел на Музыканта. Потом на сестру. Что-то хмыкнул.

— Думаю, что не уходит. Но пить мы будем, Ирка, отнюдь не чай. Музыкант, ты водовку уважаешь?

Олег кивнул.

— Под закуску. И под разговор.

— Тебе ж мои разговоры не нравятся, — сверкнул хитрой улыбкой Тайлаков.

— А я их пока что маловато слышал, — развел руками Олег. — Тащи свою водовку. Ир, ты с нами?

Какое-то время он зачастил к Тайлаковым в гости. Через две недели Ира, которой, как выяснилось, больше нравилось, когда ее зовут Иришкой, переехала к нему, бросив брата в одиночестве. Впрочем, тот недолго страдал от того, что некому стирать ему носки и готовить обед. Вскоре в квартире на втором этаже дома, что на углу улиц Московской и Щукина, появилась Леночка, такая же конфликтная и язвительная, как сам Сережка. Говорят, они доставали друг друга, доводили до белого кипения и испытывали на прочность каждодневно, подтверждая всю верность поговорки о том, что милые бранятся — только тешатся. Несколько раз Леночка заявляла, что больше не может так жить, била о стену пару тарелок, собирала вещи и уходила, чтобы через неделю-другую вернуться.

После Катастрофы отношения между полами стали значительно проще. Никого не волновало, есть ли у людей штамп в паспорте на соответствующей странице. Особенно если учитывать тот факт, что сами паспорта ушли в прошлое.

— Расскажешь мне что-нибудь? — спросила девушка. — Ну, что там с тобой приключилось?

Олег, не прекращая жевать, мотнул головой. Мол, не буду. Настаивать Иришка не хотела, к тому же она прекрасно знала, что это не поможет. Если Музыкант упрется, то он поспорит упрямством с ослом. Причем в споре между длинноухим серым животным и своим мужчиной она безошибочно поставила бы на Олега и выиграла бы.

— Я спать ложусь, — сказала Иришка и поднялась со стула. — Поешь и приходи. Посуду можешь не мыть.

Олег проснулся посреди ночи. Рядом сопела уткнувшаяся носом в плечо любимого мужчины Иришка. Было темно, и в окно еще подглядывала бледная луна. Странно. Олег обычно просыпался поздно, и растолкать его раньше девяти утра представляло собой сложную проблему даже по нынешним тревожным временам. Значит, случилось нечто экстраординарное. Он поворочался, отбросил одеяло и сел, медленно привыкая к тому, что уже не спит. Где-то вдалеке перекликнулись гудками два автомобиля. Музыкант услышал их перекличку, потому что спал, не снимая слухового аппарата: его женщина считала, что он не должен дома укрываться от нее своей глухотой. Снайпер полагал, что она имеет право так считать.

Когда он вернулся домой, аппетита не было, а вот сейчас зверски хотелось есть. Он не включая света дошел до кухни, сжевал наскоро бутерброд, запил плескавшимся в стакане недопитым с вечера чаем. Услышал за спиной шлепанье босых ног. Повернулся — Иришка, заспанная, закутавшаяся в одеяло, смотрела на него удивленными сонными глазами-щелочками.

— Олег, ты чего?

— Сам не знаю, — ответил Музыкант. — Не спится.

Он протиснулся по узкому коридору мимо девушки и принялся одеваться.

— Олег… ты куда?

На этот раз слова прозвучали гораздо более испуганно.

— Тоже не знаю, солнышко, — он подошел к Иришке, обнял лицо ладонями, нагнулся и нежно чмокнул ее в кончик носа.

Затем натянул сапоги и потянулся за автоматом. Сейчас он собирался не на снайперскую охоту, и ему нужна была не винтовка с оптикой, а совсем другое оружие.

— Да куда ты собрался! В такую темень!

— Извини, Иришка. Правда, совершенно не представляю. Меня будто толкнуло что-то: нужно идти.

Что разбудило его, что заставило подняться, что звало его вон из уютного квартирного мирка в ночь, в порубежье, в серую зону? Олег на самом деле не знал ответа, просто где-то внутри нарастало тревожащее беспокойное, странное едва знакомое чувство. Как будто он находился здесь и одновременно звал самого себя издалека, из какого-то далекого уголка Города.

— Ты… ты вернешься? — обеспокоено прошептала она.

— Конечно, солнышко. Я же всегда возвращаюсь, ты же знаешь. Я тебя когда-нибудь обманывал?

Иришка вздохнула.

— Я теперь заснуть не смогу. Ты там осторожней, ладно? И, — она слабо улыбнулась, — хвосты неси сразу в Штаб. Чтоб я дома этой мерзости не видела больше. Понял?

— Понял, — Музыкант зевнул. — Ой… Извини еще раз. Все понял. Вернусь с хвостами и цветами. Штабу хвосты, тебе цветы. Так? Ничего не перепутал?

— Ничего, ничего. Ладно, иди уж, полуночник. И что это на тебя нашло…