Только хорошие умирают молодыми

— Тогда, — опять прохрипел Кравченко, — хорош на меня время тратить, Доцент. Оставь со мной пару человек и иди дальше.

Он.

Остановил.

Пулю.

В это невозможно было поверить, и расскажи кто о таком Олегу — он бы первым высмеял рассказчика. Это нельзя было признавать правдой, этого не могло случиться, потому что случиться этого не могло, но одновременно то, что произошло, Музыкант ощущал как единственно возможную реальность.

— Ты… как это? — тупо спросил он.

— Не знаю, — отозвался Флейтист. — Могу вот.

— И раньше мог?

— Конечно, снайпер. А ты разве еще не понял?

Ну, разумеется, с холодной отчетливостью дошло до Олега. Сколько раз он стрелял в говорящую крысу? Дважды. Первый раз — тогда, когда только встретил Флейтиста, еще не зная, что того зовут именно так, что он вообще умеет говорить. Второй — во время штурма гостиницы. В тот день снайпер отчаянно слал Флейтисту предупреждения, до последнего не желая стрелять в него, и в конце концов нажал на курок, — но только ранил врага.

Словно бы предугадав следующий вопрос Олега, Флейтист торопливо сказал:

— Не всегда срабатывает. Ты ведь, наверное, тоже порой промахиваешься?

Музыкант поднялся.

Две крысы сменили его, удерживая Дениса, но тот даже не пытался вырваться, смотрел ошарашенными глазами, переводя взгляд то на говорящего крыса, то на глухого снайпера.

— Бывает, — согласился Музыкант.

Он все еще никак не мог до конца принять происшедшее.

Пулю нельзя остановить в полете.

Это невозможно.

Конечно, невозможно, согласилось с Олегом его потаенное шестое чувство. А еще крысы не разговаривают. Не вырастают до размеров человека. Не берут в лапы автомата. Что, снайпер, ты думал, что в этом свихнувшемся мире тебя уже и удивить нечем? Фигу тебе, дорогой. У мира для тебя припасено еще чудо-другое, и никто не может гарантировать, что эти фокусы тебе понравятся. Человек до последнего думал, что способен изменить мир, и вдруг выяснилось, что мир изменяется сам и старается переделать людей, — а им остается лишь подстраиваться и делать все возможное, чтобы в новой реальности оставаться самими собой.

Олег перевел взгляд с Дениса на штабного вестового.

— Скажи своим, — он посмотрел Флейтисту в глаза, — пусть его отпустят.

— Что? — как-то непонимающе переспросил крыс. — А если…

И тут же сообразил, махнул лапой, запищал что-то по-своему, по-крысиному. Одна из державших парня особей пискнула в ответ. Флейтист встопорщил шерсть, пискнул еще раз. Крысы нехотя отошли.

— Ребята… — Музыкант посмотрел на тех, кто пришел вместе со Стасом. — Заберите его. За вами, надеюсь, присматривать не придется?

— Нет, — мотнула головой Марья. — Он сам… Мы тут ни при чем. Дебил ты, Панк. Топай сюда живее, пока разрешают.

Однако отпущенный крысами Стас остался на месте. Исподлобья посмотрел на Музыканта и тихо спросил:

— И что? Ты меня отпустишь? Вот просто так? Возьмешь и отпустишь?

— Я понимаю, парень, — так же тихо откликнулся Музыкант, — что тебе очень хочется, чтобы я и на самом деле оказался чудовищем. Ты молился на меня как на божество, но божество оказалось совсем не таким, как ты его себе представлял. А бог, в котором разочаровались, — это, конечно же, демон. Только извини, дружище, я не собираюсь делать твою жизнь проще. Иди. Тебе никто не причинит вреда. Думай сам, кто же я такой. Понимаю, что думать самому — это трудно и порой даже больно, но так уж мир устроен.

Стас сделал шаг, затем — другой, хрустко приминая апрельский снег. Проходя мимо лежащего на земле автомата, который крысы не успели подобрать, он скользнул по нему взглядом и пошел дальше.

— Оружие можешь взять, — окликнул его Олег. — Оно тебе еще пригодится.

— Потом, — махнул рукой парнишка.

Цой нагнулся, поднял автомат.

— Точно Мара сказала. Дурак ты, Панк. Время такое — оружием разбрасываться не стоит.

Именно в этот момент их догнал Доцент. В руке он продолжал сжимать пистолет.

Олег увидел, как его отец стремительно приближается к ним по улице во главе десятка, если не больше, человек. Среди них снайпер увидел брата и сестру Тайлаковых, но не заметил Кравченко.

— Так, — еще издалека отрывисто кинул Доцент, оглядывая людей и крыс. — Что здесь было — расскажешь потом. Сейчас нет времени на разговоры. Этим, — он посмотрел на Флейтиста и сгрудившихся вокруг него тварей, — нужно как можно быстрее грузиться на корабль. Кто там у вас умеет разговаривать?

Он остановился, повернувшись к тем, кто еще недавно считался врагами.

— Я. — Флейтист выступил вперед.

— Надо же, — нервно усмехнулся штабист. — Вот уж не думал, что и на самом деле услышу, как крыса по-нашему говорит. Если честно, до последнего считал, что и Сверзин, и Олег все выдумали. Ну да ладно. Век живи — век учись. Вот ваш теплоход, садитесь на него — и плывите. Вам уже никто не помешает.

— А где Данил Сергеевич? — спросил снайпер.

— Ранили, — коротко ответил Доцент. — Ничего страшного, выживет. Была небольшая заварушка.

И вдруг он резко сорвался с делового тона:

— Больше всего на свете, мать вашу, — сказал — нет, не сказал, а даже простонал он, — я мечтал, чтобы люди перестали стрелять в людей.