Только играй

Я открываю новую страницу жизни.
Новый след в своей истории.
Следы прошлого пусть останутся там,
где они однажды упали.
Это новый день. День начать всё сначала[3].

Уверена, что этот момент уже стал одним из самых счастливых в моей жизни.

Печально-счастливых.

Момент, когда смерть схватила меня за горло.

Мне уже знакомо это чувство. Чувство, словно голова утяжеляется, язык немеет и медленно распухает во рту. Боли нет, но я чувствую напряжение в горле, ткани натягиваются и вот-вот затрещат по швам. Но самое страшное происходит с гортанью. Её сдавливает, становится трудно дышать, воздух больше не в состоянии насыщать лёгкие кислородом так, как того требуется. Хочется сделать вдох, но вместо этого изо рта вырывается судорожный кашель, но мои пальцы всё ещё на струнах, я продолжаю играть. Для Калеба. Потому что он поёт… Или нет… Я не слышу.

Туманным взглядом вижу всё, как в замедленной съёмке. Вижу, как в сторону отлетает микрофонная стойка и Калеб бежит ко мне. Бежит? Нет, он плывёт. Медленно… Слишком медленно.

Звякают струны, и пищат усилители. Не сразу поняла, что это моя гитара ударилась о пол. А значит, я лежу рядом с ней.

Горло сжимает. Это отёк. Это реакция на аллерген, попавший в мой организм.

Откуда во мне взялись орехи?

Бордовая крыша сцены кружится перед глазами, пока я судорожно кашляю, держась за горло, и наверняка выгляжу совершенно непривлекательно. Звуки похожи на всасывание воды через трубочку, когда в стакане осталось всего пару капель. И странно, что меня это беспокоит.

Чувствую, как тяжелеют веки, но не потому, что я отключаюсь, а потому что и они распухают, как и большая часть моего лица.

Не нужно было есть орехи.

Не нужно было пить коктейль Винса.

– Лекса! – перепуганное до смерти лицо Калеба плавает перед глазами. – Лекса!!! Слышишь меня?!!

Слышу… но не могу ничего ответить.

Толпа притихла. Только звонкий голос одной хорошо знакомой мне женщины сотрясает воздух. Моя мама кричит и наверняка пытается пробиться к сцене.

– ГРУДЬ!!! – кричит она, и наверняка никто не понимает, что она имеет в виду. – Освободи ей грудь!!!

А, ну разумеется. Бандаж отлично способствует моему умиранию, и я совершенно не понимаю собственного неуместного сарказма.

Отовсюду доносились чужие голоса.

– «Скорую»! Немедленно!

– Это парень?!

– Кто это?!

– ВРАЧЕЙ СЮДА! ЖИВО!!! – А, Калеб умеет очень громко кричать. Очень-очень громко.

Ткань рубашки на моей груди треснула, и в этот момент какой-то странный чёрный глаз застыл перед моим лицом.

Асфиксия. У меня асфиксия. Не хватает кислорода. Разум затуманивается, вот и мерещится всякое.

– Убери камеру!!! – раздался где-то очень рядом и в то же время будто далеко голос Мики, и чёрный глаз куда-то улетел.

– Отвали от неё! – Опять голос Мики. – Убери руки от моей девушки!

Удар по сцене, будто на неё что-то с силой рухнуло, отозвался вибрацией по всему моему телу, но я не могла повернуть голову. Я уже ничего не могла.

Чьи-то руки появились подо мной и приподняли голову.

– Говори, что с ней, или я разобью тебе не только нос!!! – свирепо зарычал Калеб, и я поняла, что Мики разбили нос.

– Отёк Квинке, – после тяжёлого смиренного вздоха голос Мики вдруг зазвучал решительно, потому что он знал, что делать. Хотя… что тут можно сделать? – Нужна инъекция адреналина. – И говорил он, судя по всему, с Калебом, который всё ещё пытался разорвать на мне прочный бандаж.

– Где медики, чёрт возьми?!! – заорал он, и ткань треснула, впустив в лёгкие немного больше воздуха. Но этого мало.

– Это девушка?! Девушка?! – звучали размытые голоса отовсюду и казались до боли знакомыми.

– Как это возможно?!

– У Харпера сиськи!

Ощутив под собой невесомость, почувствовала, что меня куда-то несут. Не знаю куда. Да и не важно куда.

– Лекса, будь со мной. Дыши, – звучал голос Калеба над головой. – Дыши, умоляю. Будь со мной.

Будь со мной…

– Она тебя не слышит! – раздавалось сбоку пыхтение Мики.

– Слышит, – негромко отозвался Калеб и перешёл на бег.

«Прости, папочка, я всё-таки подгадила тебе с выборами».

Глава 31

Вот так я умерла.

Шутка.

И если я всё ещё способна на дурацкие шутки, значит, в моей жизни всё не так уж и плохо – а вот эта шутка была самой остроумной.

Моя жизнь – дерьмо собачье.

Прошло чуть больше двух месяцев с того дня, когда едва ли не разгорелся один из самых фееричных скандалов в истории шоу-бизнеса. Он бы вполне мог случиться, если бы не влияние и связи моего отца, а также его несравненные способности быстро решать проблемы.