Я наблюдаю за Тимом, убирающим купюры в сумку, и думаю о том, что, в принципе, меня все устраивает. И даже между нами тремя. Если раньше я на говно исходил, едва только представлял Ветку с ним, то сейчас все как-то успокоилось. И вывелся главный алгоритм: чтоб она была рядом. Не важно, только со мной или со мной и с Тимом. Если ей хочется так, пусть будет так. Это все не важно. В конце концов, он — мой единственный брат. А она — моя единственная любовь. Я не хочу лишаться никого из них. И хочу, чтоб они были рядом. Всегда. Вот такая простая арифметика.
Неправильная, но кому какое дело? Мне похуй, Тиму похуй, Ветке… Ветке тоже похуй. Если сейчас нет, то будет. Мы с Тимом убедим.
Почему мы должны отказываться друг от друга? Из–за чего? Из-за кого?
Наша жизнь, такая короткая, зачем ее делать сложнее, чем она есть?
Я хочу поделиться с Тимом своими философскими мыслями, хоть и не время, и, вроде, не планировал, но не могу ждать, а то вдруг забуду те слова, что так красиво складываются сейчас в башке, но не успеваю.
Тихий хлопок и звон стекла.
Я оторопело смотрю, как на груди Тима расплывается красное пятно. Он удивленно разглядывает быстро пропитывающуюся кровью рубашку, переводит взгляд на меня, и в глазах такое странное выражение… Словно прощается. Спокойно, с полуулыбкой.
Я знаю, что буду до конца жизни эту полуулыбку в кошмарах видеть. И еще знаю, что нихера не позволю этому придурку так просто сдохнуть.
Звук повторяется, но я опережаю, в полете сбивая Тима с ног и прикрывая его собой от осколков стекла, летящих сверху на нас.
Он смотрит на меня, не мигая, а я тихо матерюсь, запрещая ему подыхать. Я не позволю, блять! У нас только-только все налаживаться начало! Это все пиздец, как неправильно! А, значит, и не будет такого!
26.01.2023
Глава 41. Тим
Ванек курит у окна палаты, наплевав на запрет медперсонала, прижимает к уху телефон, слушает и периодически что-то отрывисто рычит в ответ.
Судя по тональности рычания, его крепко заебывают дураки на том конце линии. И вообще все заебывает. Оно и понятно, я тут валяюсь, а он все на себе везет. В такой жесткий момент, переломный. Не хочешь, а охереешь…
Я, видно, чем-то себя выдаю, может, моргаю слишком громко, потому что друг тут же поворачивается, палит меня и отрубает связь.
Подходит ближе, смотрит внимательно, пряча небольшую дрожь в губах:
— Ну че, живой, сучара?
— Не дождешься… — хриплю я, пытаясь растянуть губы в усмешке.
— Не геройствуй, тебе еще не меньше недели бревном лежать, говорят, — тут же прерывает мои попытки в мимику Ванек, — сейчас врача позову.
— Сколько? — спрашиваю я, имея в виду , сколько я так пролежал. После ранения я уже приходил в себя и даже пытался разговаривать с Ваньком, а потом мы оба получили нагоняй от врача. Я — за активность, не положенную вчерашним трупам, а Ванек — за все в комплексе, в том числе и за курение в палате.
Я это еще хорошо помню, а потом только провал темный.
И вот второе пробуждение, и опять Ванек рядом. А принципе, я и не сомневался. На его месте поступал бы так же.
— Два дня, блять, — правильно понимает меня Ванька, — я поседел за это время.
— Ветка? — следующий мой логичный вопрос.
— В Москве, пыталась сюда приехать, а я сказал ее боссу, что с бабой тут никто говорить не будет. И вообще нам не до них пока.
— А ты…
— Да не болтай ты! — злится Ванек, — тебе нельзя, дураку! Сам все скажу сейчас. Она работает, с нами не связывается, мы же запретили… Послушная девочка…
Я не могу сдержать улыбки, вспоминая, какая она послушная и одновременно норовистая и дикая, кайфую от горячих картинок в башке. По телу идет тепло, даже покалывает в пальцах чуть-чуть, давая понять, что все живое, все хочет радоваться.
Тут же сбоку что-то принимается пищать, Ванька бледнеет и рвет за врачом. А я пытаюсь взять себя в руки и перестать думать о Ветке, потому что, судя по всему, это на нее такая реакция у механизма долбанного.