Третья стадия, по мнению Кирилловой, заключается в изменении ее представителями восприятия окружающих, и стремлении их к большей эгоцентричности. Представители этой стадии характеризуются верой в то, что «Я видел собственными глазами все, что написано в книгах Профессора, и все было совсем не так!». Представители четвертой, последней стадии иерархического описания Кирилловой выказывают тенденции маниакальной одержимости, угрожая убить любого, чье восприятие произведений Толкина не совпадает с их собственным. Относящиеся к этой стадии полагают, что «только я один знаю, что на самом деле происходило в романах Толкиена! А другие толкиенутые — лжецы!» Несмотря на то, что статья написана в юмористическом ключе, ее описание происходящих событий более или менее соответствует действительности. Русские дискуссии о Толкине имеют тенденцию быстро превращаться в некое подобие философских дебатов на повышенных тонах о поисках «правды», чем русские интеллектуалы и заслужили себе дурную славу.
В ходе своего визита в Россию в начале 90-х годов известный писатель-фантаст Брюс Стерлинг познакомился с представителями новых русских толкинистов. В своей статье, опубликованной в журнале «Уайрд», он дал следующую характеристику этому движению: «уникальным русским вкладом в неформальную культуру являются «системные хиппи», фанаты Толкина, которые придерживаются своего рода мистической идеологии, пропитанной понятиями Русской Крови, Русской Земли, Движения Зеленых и Возврата-к-природе. Идеологии, подобной гибриду Распутина и хоббита[46], основывающейся на принципах Новой Эры»[47]. В этом описании Стерлинг вряд ли сильно промахнулся. Оно было помещено на видном месте одним из популярных русских толкиновских сайтов[48].
Толкинисты периода бума гордились сознанием своей «посвященности» в нечто, недоступное широким массам. Толкин стал символом иной, запредельной жизни, вход в которую был открыт не каждому. Заметнее всего эта «причастность» проявилась в богатстве и разнообразии толкиновской поэзии и лирики, как уже существующей, так и все еще продолжающей создаваться.
В оде «Девочке, покупающей «Властелина колец» с книжного лотка»[49] рассказчик пытается отговорить девочку от покупки книги, разъясняя ей все последствия этого опрометчивого поступка: