Толчок восемь баллов

Гонимые жаждой мести за поруганную честь своей любимой, Герстнер, Пиранделло, Тихон и Родик ворвались через арку Главного штаба на Дворцовую площадь так, словно собирались с ходу взять Зимний дворец.

Добежав почти до Александрийского столпа, они вдруг увидели спокойно идущую через площадь Машу. Мокрые, измученные, задыхающиеся, они остановились как вкопанные.

— Батюшки! — удивилась Маша. — Да что это с вами? Куда это вы?

Никто не ответил ей ни слова. Каждый с испугом оглядывал Машу, отыскивая на ней следы царского насилия…

И тогда Маша внезапно поняла, что так взволновало ее друзей. Она подмигнула им и сделала успокоительный жест рукой — дескать, не волнуйтесь, братцы, все в порядке!

На следующий день у отеля «Кулон» прифранченного Герстнера сажали на извозчика всей компанией: Пиранделло снимал с Герстнера невидимые пушинки, Зайцев поправлял на нем жабо, Родик наставлял:

— Больше выпячивайте военные выгоды проекта! И не сутультесь. Государь ценит бравый вид и отменную выправку.

Маша обняла Герстнера, расцеловала его в обе щеки.

— С Богом…

***

В приемной императора придворные, фрейлины, титулованные хозяева русского извоза, генералы и министры в ожидании государя разбились на маленькие группки. Шептались, любезничали, интриговали — словом, очень старались не обращать внимания на стоны, вздохи и ритмичное поскрипывание, доносившиеся сквозь знакомую нам уже мелодию музыкальной шкатулки из-за двери царских покоев.

Только какой-то старичок генерал переходил от одной группки к другой и жалобно спрашивал:

— Прошу прощения, господа… Вы не видели моей жены? Когда он с тем же вопросом обратился к Герстнеру, стоявший рядом Бенкендорф прислушался и ответил:

— Думаю, что она вот-вот появится, генерал. Стоны из-за двери перешли в финальный вопль и оборвались. Замолкла и музыкальная шкатулка.

Мужчины тут же перестали шептаться и одернули свои мундиры, фрейлины прекратили щебетать и привели в порядок платья и прически.

Отворились двери царских покоев, и государь явил придворным свой победительный лик. Из-за его спины выпорхнула молоденькая жена старичка генерала и торжествующе оглядела всех женщин в приемной. Генерал бросился к ней:

— Где вы были, Катрин?!

Жена генерала скосила глаза на государя и ответила:

— В раю!

Николай польщенно улыбнулся и громко объявил:

— Сегодня я приму всех, господа!

***

В номере у Герстнера в тягостном ожидании полукругом сидели Маша, Родик, Тихон, Федор и коза Фрося. Завороженно уставившись в одну точку, они не могли оторвать глаз… от большого, подсвеченного сзади, аквариума, в котором суетилась уйма нарядных разноцветных рыбок. Таинственность рыбьего мельтешения очень напоминала приемную государя-императора…

Федор тяжело вздохнул, сказал, не отводя глаз от аквариума:

— Как-то там наш Антон? Хоть бы глазом глянуть…

Не в силах оторваться от аквариума, Маша спросила:

— Ну неужели люди ничего не могут придумать, чтобы видеть через дом, города, губернии?..

— А нам, агентам, насколько было бы легче! — сказал Тихон.

Родик с ходу подхватил идею:

— Сидеть бы вот так дома, смотреть бы вот в такой примерно аквариум и наблюдать, что происходит сейчас во дворце! И слышать, кто что сказал…

— Так тебе все и покажут — держи карман шире, — пробормотал Федор, а Фрося заблеяла, будто рассмеялась.

***

А в это время взволнованный Герстнер говорил царю:

— …Между Петербургом и Москвой по железной дороге можно будет за двадцать четыре часа перевезти пять тысяч человек пехоты, пятьсот конников со всей артиллерией, обозом и лошадьми…

— Да, это заслуживает внимания, — сказал Николай. — Однако, должен признаться, я не люблю войны — она портит солдат, подрывает дисциплину в армии и очень пачкает мундиры!..

— Ваше величество, — сказал граф Татищев, — паровая тяга не может быть допущена у нас, ибо полное отсутствие каменного угля в России повлечет за собой истребление русских лесов…

— Эта затея так же нелепа, ваше величество, как если бы вдруг Россия вздумала закупать пшеницу в заморских странах, — подхватил граф Бутурлин.

Николай улыбнулся оригинальному сравнению — все рассмеялись.

— Чугунные колеи уничтожат извозный промысел, ваше величество, — поклонился князь Меншиков. — Крестьяне лишатся хлеба насущного и счастливой возможности платить подати и оброки своим господам.

— Вот это уже деловой разговор, — усмехнулся Бенкендорф.

Меншиков на секунду смешался, но тут же поспешил добавить:

— А потом, ваше величество, отчего же господин Герстнер не построил такие же дороги в своей Австрии? Не водятся ли там за ним какие-либо грешки, от коих он и бежал к нам в Россию со своими странными, чуждыми нам идеями?

Царь вопросительно посмотрел на Бенкендорфа. Тот сказал:

— Ну, это легко проверить…

Потоцкий решил поддержать Меншикова и бездумно воскликнул:

— Ваше величество! Что может сравниться с нашей простой, верной, истинно русской лошадкой?! А выдумки господина Герстнера… Что-то в этом есть… Иудейско-масонское!..

Николай удивленно глянул на Бенкендорфа. Шеф жандармов ответил ему легкой улыбкой и отрицательно покачал головой.