Читаем Толчок к размышлению полностью

Жанр вполне языческий, со всеми вытекающими из того лингвистическими и прочими особенностями. Принимайте (или не принимайте) каков есть.

Сыкнем, пернем,

За хуй дернем.

Мы - с саратовской

Губерни.

Полюбила я пилота,

Он, зараза, улетел,

Жопу свесил с самолета,

Обосрать меня хотел.

Сидит милый на крыльце,

Моет морду борною,

Потому что пролетел

Ероплан с уборною.

Тракториста полюбила,

Трактористу я дала.

Две недели сиськи мыла

И соляркою ссала.

Все миленки как миленки,

А моя как пузырек,

Сядет срать, пизда отвиснет,

Как у кепки козырек.

У неполной средней школы

Баба пьяная лежит,

У неё из-под подола

Жигулевское бежит.

Моя милка меж вагонов

Притулилася посрать,

А кондуктор в жопу палкой:

Не сери, ебена мать!

Моя милка спозаранку

Села срать на борозде.

Взял горячую картошку

Залимонил по пизде.

Я от Семеновны

Ушел на пять минут,

Не успел поссать

Ее уже ебут.

У мово миленка в жопе

Обломилась клизма.

Призрак бродит по Европе

Призрак коммунизма.

Диссидентская бардовская

По времени - конца 60-х. Посвящена героическому подвигу советских ученых, проведших год в сурдобарокамере - специально оборудованном герметично изолированном пространстве. Эксперимент подготовил будущие успехи советской космонавтики, но праздный обывательский ум сумел все опошлить. Песенка явно не вершинного качества. Но, как-никак, документ своего времени. Итак:

Год сидели мы в говне

И одним говном питались.

И в завидной той судьбе

Все как в капле отражались.

Припев:

Из говна конфетку в рот, а потом наоборот.

По заданию ЦК

Ка-ка-ка.

Просидевши год в говне,

Скажем мы ЦК родному,

Что готовы на Луне

Тоже делать по-большому.

Припев:

Из говна конфетку в рот, а потом наоборот.

По заданию ЦК

Ка-ка-ка.

Может, там ещё какие куплеты были. Простите, не помню.

Сортиры и демократия

Пришло время рассказать дорогому читателю, что подвигло автора, меня то есть, на предмет этих размышлений. Подвигло - многолетнее сотрудничество с Андреем Кончаловским. Как говорится, с кем поведешься...

Еще где-то в начале 90-х Кончаловский загорелся идеей сделать документальный фильм о русском сортире. Я должен был участвовать в этом проекте, писал заявку - не состоялось. Не нашлось денег.

Кончаловского же к этой теме подвиг Анатолий Стреляный, выступивший сначала по радио "Свобода", а затем и в печати, яростно, с присущим ему талантом и точностью слова утверждая, что до тех пор, пока в России грязные сортиры, никакой демократии в ней как не было, так и не будет.

Теперь же, уже работая над книгой, узнал от давней моей приятельницы Нины Виноградовой (ныне редактора издательства, выпустившего эту книгу), что подвигло к этой теме Стреляного. Оказалось, незадолго перед тем журнал "Континент", где её муж, Игорь Виноградов, - главный редактор, проводил в МГУ семинар. Все было подготовлено, организовано, сбоев не ожидалось. Забыли о пустяке - о сортирах. На зарубежных гостей их состояние (и где? в альма-матер российской высшей школы!) произвело столь ошеломляющее впечатление, что ни о чем ином они уже и не могли говорить. Каждый, выходя на трибуну, сообщал о пережитой моральной травме и о том, что прежде, чем вершить судьбы демократии, хорошо бы заняться сортирами.

Пафос их речей, как видно, совпал с тем, что в душе у Стреляного давно копилось. Поэтому и его выступление, которого я, увы, не слышал, и статья, которую в ту пору читал, а сейчас никак не могу разыскать по газетам, была столь шокирующе эмоциональной. Помню, писал он там о судье в провинциальном городке, которая в перерыве заседания вынуждена была бежать во двор и крючиться там в дощатой будке над немытым очком, поддерживая пальцем рукоятку двери, чтобы никто не всунулся. (Уголовники, которых она судила, по этой части имели перед ней явное преимущество: их в сортир водили под конвоем, а соответственно и дверь снаружи стерегли - никто не войдет, не потревожит.) Откуда в этой униженной сортиром судье взяться чувству самоуважения? Как ей после этого решать чужие судьбы? Чувство человеческого достоинства - начало начал демократии. Не будет у нас ни этого чувства, ни демократии, покуда мы переживаем ежедневное сортирное унижение.

Кончаловский подхватил его основной тезис: "В стране грязных туалетов демократии не будет!" (так, кстати, называлось его интервью "Комсомольской правде"), но ход его мысли иной. Для него туалет - явление культуры. Культура это не Толстой с Пушкиным - они только её часть. Культура система ценностей, определяющих ежедневное поведение человека. Надежды, что политическая власть может изменить культуру нации, - опасное заблуждение, наглядно опровергнутое последним пятнадцатилетием российской жизни. Не политика определяет культуру, а культура - политику. Демократия для западных стран органична: такова их культура, неотделимая от вроде бы мелких бытовых проявлений - таких, как чистота в общественном туалете, уважение к закону, соблюдение правил дорожного движения.

Перейти на страницу:

Похожие книги