Писатели не знали, что выступают в цеху, недавно пущенном специально для выпуска туалетной бумаги. Да и сама эта продукция в ту пору была дефицитной новинкой. В Москве за ней стояли большие очереди. Даже большие, чем за самыми ходовыми книгами...
После мхатовской премьеры Горбачев позвонил Ефремову.
- Ну, как вам, Михал Сергеевич?
- Пердуха, - сказал Горбачев.
- Как, как?
- Пир духа, - уверенно повторил генсек.
Ефремов широко эту историю рассказывал: с тех пор слово "пердуха" прочно вошло в искусствоведческий лексикон. Содержательное наполнение его разное - от высокой степени восхищения до некоторого иронического сомнения в достоинствах произведения.
О связи унитаза с поэзией. Ну, стихи, настенные и печатные - это само собой. Но не только. Вскоре после начала гайдаровских реформ в магазине "Поэзия" на Самотеке появились унитазы. Объявленная свобода торговли открыла путь творческой фантазии масс. Всем торговали всюду. Почему бы и не унитазами в "Поэзии"?
На обратном пути из зарубежной турпоездки с киноактрисой С. случился предосаднейший случай: наводя красоту в туалете, она сняла золотое кольцо, и то, по случайности, укатилось в отверстие умывальника. Актриса плакала, все ей сочувствовали. Аэрофлотовские начальники обещали помочь: при сливе фекалий из бака колечко непременно выловить. Актриса благодарила, осталась ждать, пока произведут фекально-фильтрационную операцию... Что было дальше, никто из её попутчиков (в том числе и знакомая, которую я встречал) не знал - все торопились домой...
Окончание истории я узнал спустя несколько лет. Не было никакого потерянного кольца. Где-то там за бугром оно и осталось, то ли проданное, то ли на что-то ченьжанутое (будущие историки, запомните это слово "ченьж", по-ихнему - "мена"). Но оно было записано в декларации. Актриса замечательно сыграла свою сцену, таможенники не уступили ей в актерском мастерстве. Этот номер они уже проходили и наперед знали результат...
Очень печальная история. Не потому, что актриса свой талант переоценила, а потому, что вынуждена была тратить его не по делу. Проще бы нормально пойти в банк и обменять свои рубли на сотню баксов для подарков семье и знакомым. Но в ту пору для этого требовалось разрешение на таких верхах - лучше не затеваться...
Эх, кино, ах, кино,
Кинематография!
На экране - говно,
В зале - порнография.
Во время кинофестиваля "Золотой Дюк" в Одессе прорвало канализацию и выплеснуло содержимое городских труб в море со всеми вытекающими (подмывает написать "вытекшими") для купающихся последствиями. Фестиваль пел:
Шаланды, полные фекалий,
В Одессу Костя приводил...
С Миколой Гнисюком в пору нашей совместной работы в "Советском экране" (он - фотокорреспондент, я - просто корреспондент) мы всерьез разговорились и узнали друг друга в Ялте, на съемках "Ты и я" Ларисы Шепитько. Накануне моего отъезда, после очень теплых, даже чрез край теплых посиделок в компании Ларисы, Микола излил душу:
- Я женщин всегда так любил, так к ним относился! А они - такие мелкие, завистливые... И, что хуже всего, ещё и в туалет ходят!
Тут я с Миколой солидарен. Этого им, нашим ангелам, простить никак нельзя.
Счастливые начала
Вляпаться в говно... Умыться говном... Ничего, конечно, приятного, но с кем не случалось? Не будем терять оптимизма. Как сказал русский классик, "неволя заставит пройти через грязь - купаться в ней свиньи лишь могут". Посему для приободрения читателя - два подлинных случая из жизни людей разных профессий, почерпнутые из книг их воспоминаний (пока не опубликованных).
Первый - кинематографист. Режиссер Сергей Соловьев:
"...На съемки в Ялту первым делом отправился директор, который на месте должен был все организовать. Следом за ним поехали оператор и художник - готовить декорацию. И, наконец, как и положено, выехали главные действующие лица - актеры и я, режиссер.
Мы с Тихоновым прилетели в один день, правда, разными рейсами. Тихонов уже тогда был Тихонов, снявшийся в "Войне и мире", народный, прославленный, уважаемый и любимый.
Схожу с самолета - никто меня не встречает. Где группа, где директор неизвестно. Матерясь вслух и про себя, еду в Ялту, начинаю ходить из гостиницы в гостиницу. Спрашиваю везде про благородного старца по фамилии Залбштейн. Не знают, не видели, не слыхали. Наконец, добрался до какой-то гостиницы где-то высоко, на самой горе.
- Залбштейн? Да, есть такой. С "Мосфильма". Живет внизу.
Стучу в номер - никто не открывает. Стучу ещё и еще.
Наконец, дверь открывается - Залбштейн. Легкие седые волосы всклокочены, на лице - румянец, штаны опущены...
- Дмитрий Иосифович, - кричу я, - мать вашу так!..
- Сегежа, у меня понос...
После таких слов спрашивать благородного старца, почему меня никто не встретил, уже бессмысленно.
- Ладно, где мы жить будем? - спрашиваю я, понимая, что дело уже идет к вечеру.
- Сегежа, все готово. Сейчас вы увидите. Это такой номег! Пгямо у бегега могя!