Токийская невеста

Не могу же я сказать ему, что забыла о самом его существовании.

– Ты так поздно вернулась, я беспокоился.

– Я потом тебе все расскажу. Я безумно устала.

Пока наполняется ванна, я смотрюсь в зеркало. Вся с головы до ног я цвета пепла. Но ни малейших следов ожога. Тело все-таки потрясающая штука. Я залезаю в горячую ванну, и мой организм вдруг освобождается от холода, который в нем застрял. Я плачу от счастья – и уже заранее от отчаяния: спасшиеся в катастрофах знают, что их никто никогда не поймет. Мой случай еще сложнее, я спаслась от чего-то слишком прекрасного, слишком грандиозного. Мне хочется, чтобы люди узнали об этом божественном великолепии. И понимаю, что мне не удастся ничего объяснить.

Я ложусь спать. И вскрикиваю: это не кровать, это западня. Столько тепла и мягкости я не в состоянии перенести, они меня убивают. Я вспоминаю замерзающую горную нищенку, прильнувшую к печке: во времени и в пространстве от меня до нее рукой подать. Отныне среди всех прочих персонажей, которые обитают во мне, будет и горная нищенка. И Заратустра, танцующий с горой Фудзи на гребне хребта. Я отныне всегда буду ими – плюс ко всем тем, кем была раньше.

Мои разнообразные ипостаси не спали уже очень давно, можно сказать, вечность. И я проваливаюсь в сон, объединяющий их в одно целое.

* * *

После таких приключений ужаснее всего, что жизнь идет своим чередом. В понедельник на занятиях мне очень хотелось рассказать о своих приключениях в горах. Но студентам было не до меня, они думали только о приближавшихся каникулах – еще неделька, и они двинут на Гавайи.

У выхода меня ждал белый «мерседес».

– Если б ты знал, что со мной случилось!

– Пойдем поедим китайской лапши? Я подыхаю с голоду.

Сидя перед миской с лапшой, я безнадежно пыталась описать бамбуковую рощу под снегом, метель, ночевку у ямамбы, все эти бесконечные часы, когда я, потеряв голову, носилась по горам, свою встречу нос к носу с Фудзи – на этом месте Ринри расхохотался, потому что я широко взмахнула руками, чтобы изобразить необъятные размеры вулкана. Рассказать о великом технически невозможно. Получается либо скучно, либо смешно.

Ринри взял меня за руку.

– Давай проведем Рождество вместе? – спросил он.

– Давай.

– Я повезу тебя в путешествие на четыре дня, с двадцать третьего до двадцать шестого.

– Куда поедем?

– Увидишь. Возьми теплую одежду. Нет, не в горы, не беспокойся.

– Для тебя Рождество – важный праздник?

– Нет. Но в этот раз – да, потому что я буду с тобой.

Последняя неделя занятий. Скоро я перестану принадлежать к студенческому племени. Я прошла тесты для приема на работу. В начале года должна поступить в одну из крупнейших японских компаний. Будущее выглядело заманчиво.

Одна студентка из Канады спросила меня, собираюсь ли я замуж за Ринри.

– Не знаю.

– Смотри, от таких браков рождаются жуткие дети.

– Что ты болтаешь! Полукровки очаровательны.

– Но невыносимы. У меня подруга замужем за японцем. У них двое детей, шесть лет и четырнадцать. Они называют мать писькой, а отца какашкой.

Я залилась смехом.

– Может, они правы?

– Тебе смешно? А вдруг и с тобой будет то же самое?

– Я не собираюсь заводить детей.

– Да? Почему? Это же противоестественно.

Я ушла, напевая про себя песенку Брассенса:

Нет, не любит народ честной
Тех, кто ходит другой тропой.

Двадцать третьего декабря, рано утром, меня ждал белый «мерседес» под темно-серым небом. Дорога была долгой, некрасивой и скучной, потому что Япония, помимо прочего, такая же страна, как и все остальные.

– Да, знаю, увижу, но все-таки, куда мы едем?

– Не обращай внимания на депрессивный пейзаж, поверь, ты не пожалеешь.

Какой путь проделан после «урррххх», подумала я. Надо разбить немало яиц, чтобы одолеть французский.

И вдруг – море.

– Японское море, – торжественно представил его Ринри.

– Мы знакомы. Я чуть в нем не утонула, когда была маленькая, в Тоттори.

– Но ведь ты жива, – сказал он, оправдывая свое драгоценное море.

Он поставил машину на стоянку в порту Ниигата.

– А сейчас мы сядем на катер и поплывем на Садо.

Я запрыгала от радости. Всю жизнь я мечтала увидеть этот остров, знаменитый своей красотой и дикостью. Ринри вытащил из багажника чемодан, огромный, как сундук. Море было ледяным, поездка по нему – нескончаемой.

– Это море с мужским характером, – сказал Ринри.

Я уже слышала такое от японцев, удивлялась, но ни разу не позволила себе ни вопросов, ни замечаний. С моим примитивным образным мышлением я постоянно высматривала клочья бороды на гребешках волн.

Кораблик высадил нас на острове, чья допотопная пристань резко контрастировала с Ниигатским портом. Автобус шестидесятых годов доставил нас в большой старинный отель, в получасе езды от пристани. Этот рёкан располагался в центре острова: море было слышно, но не видно. Вокруг только девственная или почти девственная природа.

Пошел снег. Я обрадовалась и предложила пойти погулять.

– Завтра, – сказал Ринри. – Сейчас четыре часа, дорога меня вымотала.