Того хочет Бог (СИ)

- Ну в общем идем мы с Сэмом, как водится, вместе, а у самого аж поджилки трясутся. И тут он такой говорит, ты мол меня обожди минутку тут, я щас внутрь метнусь, кабанчиком, пивка вытащу, а то у меня от вина этого кислого уже завязки на штанах истрепались, туда-сюда их дербанить. Ну я и встал, за алебарду держусь, стою. Вроде все тихо, недолго ждал, выходит Сэм значится, довольный, усы аж встопорщились. В руках значится этот бочонок. Ну, думаю, пронесло. Страшно было, аж жуть, но ты сам знаешь: он с собой никого туда не пускал. Шут его разберет, чего так секретничал. Ну вот мы, значится, отходим было от трактира, как у него берет и осыпается кровля. Да с таким громыханием, будто небо наземь пало. И с чердака, значится, ручищи такие длиннющие хвать Сэма за плечи и как потащили наверх. Вот как был, в кольчуге и с бочкой. Он орет, я ору, сверху тварюга тоже, хрипло так, орет. Подтягивает она, значится, Сэма почти в дыру и башка оттуда выглянула, ну и я ее алебардой ткнул. Но тут видать сам нечистый под ногу черепичку сунул, оступился я и промазал, а скотина та Сэма зубами за шею как хватит. Он, бедолага, даже бочку выпустить не мог додуматься, так и болтался там кровью брызжа и пиво обнимая. Ну со второго то раза я по ней попал, глаз подлюке вышиб, выпустила она беднягу Сэма. Давай ко мне тянутся, Сэм то упал, недостать ужжо, ну а я ее крюком прихватил и сдёрнул то наружу, она вскочила было почти сразу, да шустро так, я уж подумал, что и мне конец, но небось из-за глаза не смогла сразу на меня наскочить, я с той стороны то от нее и стоял как раз. Ну я и дал ей топорищем по голове. Хотел я, значится, Сэма до наших дотащить, но он отошел уже. - Грэг поднял кружку и сказал:

- Са Сэмми, стоб ему сам сосе было с кем са нас выпить! - Они все выпили.

Игра длилась долго, но Нику никак не выпадали ни верхние, ни нижние числа, и ему приходилось в основном слушать чужие рассказы о последних прошедших днях, как в общине, так и вне ее. Но вот ему выпали две единицы, и прозвучал вполне ожидаемый вопрос: откуда он тут взялся, и как в общину попал. Ник постарался пересказать свою историю как можно подробней, не сказал только про мешок с семенем, где были еще какие-то предметы и о том, что Каин дал ему две штуки.

- Так ты, значится, с Мамонова языка к нам вышел? Это ты удачно оказался, близко к нам, и населенных мест там нет, редко твари встречаются. Хотя без помощи уродца все одно сожрали бы.

- Почему с Мамонова языка то?

- Да место то значится, в черноту аж на четыре дня пути вдается, и по форме прям как язык коровий. Раньше оно тоже было землей гнева отсечено от остального чистых мест, но потом открылось. Самое то место, если хочешь выйти из черной земли или наоборот углубится в нее. Мы там, значится, раньше часто ходили, там скотинка из той что нечестью не становится, появлялась порой. Но вот с месяц назад завелась там какая-то тварюга, которая ее всю харчит. Ну мы и решили, что не стоит туда лезть, а то еще и нас пожрет.

- Так, наверное, ее Каин и приголубил. Значит, говоришь, прям двумя ударами черта забил? - Дэн посмотрел на Ника, он кивнул. - Вот жеж сильный урод, и чего Господь таким силы дает, а нормальных мужиков обделяет.

- Пути Господни, как грится, не твоего куцего ума дело. Вон привел же нам Каин Ника, а значит уже не просто так небо коптит, правда парень? - Ник предпочел просто кивнуть и промолчать.

Игра продолжилась, и через какое-то время Нику повезло, он уже немного захмелел, и спросил первое что пришло в голову:

- Странно это, взрослые вроде все мужики, да и девок совсем среди баб не видел, чего вас по разным домам то распихали?

- А потому что, детей тут иметь нельзя. Точнее можно, но не нужно. Каким-то там очередным эдиктом Папа наш постановил, что Бог не желает, чтобы дети тут были. Потому то их души и отлетают к нему, как только повзрослеют малех. А родителям с того лишние траты да заботы, и потому всех младенцев крестят, и топят. Вот так вот. И потому же не допускают в таких вот общинах нас жить вместе с женами. Но трахаться можно, главное вынуть успеть. Все мы тут как Онан, но церковь не осуждает.

Новость о том, что тут топят детей, потрясла Ника, и оставшийся вечер он просидел молча.

Утро было хмурым, что полностью отражало состояние Ника. Пивное похмелье и тяжелые мысли удивительно хорошо дополняли друг друга, создавая неповторимое ощущение разбитости. Люди собрались вокруг запертых дверей часовни и ждали утренней службы. Все выглядели угрюмо, будто разделяя состояние Ника, несколько женщин имели заплаканные лица с припухшими красными глазами. Даже свиньи были вялыми и притихшими. Дверь открылась, и Отец Иоанн впустил всех. Службу вел Брат Иероним, а Ника Отец-Настоятель отвел в комнатку за алтарем, которую с вечера переоборудовали в исповедальню, поставив решетчатую перегородку и два стула. Николас сел рядом со священником, и он произнес:

- Господь да прибудет в сердце твоем, чтобы искренне исповедовать грехи свои от последней исповеди.