Тогда в Иудее…

– Ничего удивительного, – ответил Пантер, – мы для них враги. Причем, если галлы или иберы давно смирились, поняли преимущества империи и многое стали перенимать – не только наши обычаи, но и говорить на нашем языке, – то здесь не так. Эти люди никогда не смирятся с нашим присутствием. Они сами хотели владеть миром. Им это обещал их бог. У них один бог, управляющий всем миром, но в этом мире бог любит только иудеев. Остальные народы – грязь на его ногах, и иудеи боятся смешаться с этой грязью и стать ей подобными. В Антиохии есть большая колония иудеев. Торговцы, ремесленники, они живут рядом с сирийцами, греками, но только рядом. У них особый квартал, куда не пускают чужаков. Они женятся только между собой, чего не скажешь о других народах. У нас в легионе служил кузнец. Мать его была дочерью сирийского торговца хлебом, отец – грек, дед его матери назывался ассирийцем. А у иудея и отец, и мать – одного племени. Так же, говорят, они живут в Александрии да и в Риме тоже. Поэтому они никогда не примирятся с нами, с империей. Иудеям нужна своя империя, где они будут хозяевами. Но Иерусалим – это только начало. Мы здесь ненадолго, дней на пять – не больше. Потом – граница, а там жара, нищие поселения и арабы, приходящие внезапно, как ветер из пустыни.

– Арабы пытаются отобрать часть нашей земли? – спросил Марк.

– Нет, – ответил примпил, – просто живут они довольно бедно, вот и грабят. Награбят и уйдут. А еще, говорят, арабов нанимают черные тамкары, когда нужно через границу провести караван, минуя таможню. Кому-то – лихва, кому-то – беда.

Пантер замолчал и стал думать о том, что судьба вновь обманула его ожидания. Он надеялся прослужить оставшийся срок в Сирии – провинции относительно спокойной, получить свой надел земли и вести тихую, безмятежную, а главное – сытую жизнь. В детстве и отрочестве примпилу приходилось довольно часто голодать. И вдруг – приказ: перейти из легиона в ауксилию, что само по себе было неприятно, и отправляться с алой в Набатею, на границу. Правда, его боевой товарищ, ставший бенефициарием двенадцатого легиона, говорил Пантеру, что служить на границе не так уж плохо, и умный человек сможет за время службы пополнить свое состояние. Он же намекнул, что империя не сильно пострадает, если два или три каравана пройдут, не уплатив таможенную пошлину. И еще Пантер подумал: если с покойным Фундарием можно было договориться, то, как разговаривать с этим юношей, он не знал. Вслух же примпил произнес дежурную фразу о долге сынов империи служить там, куда пошлют. И Марк, и Коммоний с этим согласились, но Рубеллий согласился искренне, а Коммоний счел это благоглупостью, в которую давно никто не верит. Власть денег, точно плющ, душила империю медленно, но неуклонно, поселяя в душах людей равнодушие ко всему, кроме собственного благополучия.

В комнату вошел бенефициарий и подал Марку ситовник. Тот развернул желто-коричневый лист и стал читать. Это был приказ из канцелярии префекта, в котором предписывалось командиру алы баттавов выделить три декурии всадников для патрулирования Верхнего города и кварталов, примыкающих к храму, в ночное время. Прочитав приказ, Марк посмотрел на Пантера.

– Ночной патруль? – спросил примпил.

– Да, – ответил Марк.

– Ничего страшного, – произнес Пантер, вставая. – Иудеи станут готовиться к празднику, соблюдая все обряды, и им будет не до мятежа. У них очень строгие законы в отношении обрядов. Конечно, это будет не очень приятная прогулка по ночному городу. Верхний город – это район богатых домов, и можно не опасаться, что кто-то выльет тебе на голову ночной горшок, а в районе храма находится крепость Антония, где стоит наш гарнизон. Местные повстанцы не так глупы, чтобы начинать мятеж под носом у легионеров. На твоем месте, Рубеллий, я бы приказал солдатам не брать пик: в узких улицах они бесполезны и будут только мешать. Спата в этом случае надежней. Прикажи держать мечи обнаженными. Назначь старшим кого-нибудь из декурионов, и этого будет достаточно.

– Старшим патруля я назначаю Коммония, – проговорил Марк, глядя в глаза молодого аристократа.

Коммоний поморщился, но промолчал.

– Тогда мой совет, – произнес Пантер, обращаясь к Коммонию. – Держи около себя двух солдат. А человека, который тебе покажется подозрительным, не подпускай ближе, чем на три шага, если не хочешь повторить судьбу трибуна Фундария.

Втроем они вышли из комнаты и остановились в тени галереи. Солнце уже миновало полуденную черту, и на двор легли длинные тени от дворца. Марк пошел в канцелярию, а Пантер и Коммоний отправились к помещениям, временно превратившимся в казармы. Около них уже строились всадники под командованием декурионов.

– Ты из Рима? – спросил Пантер, когда он и Коммоний медленно шли в тени колоннады, наслаждаясь относительной прохладой.

– Да, – ответил Коммоний.

– И где ты там жил?

– В квартале Матери Венеры, на улице с тем же названием.

– Это на Авентина?

– Да, нас называли венеренсес. А ты? Ты тоже из Рима?