Белые камни, некогда бывшие дворцом, а сейчас выглядывающие из густой травы, как скелет гигантского зверя, даже в смерти сохранившего часть былого великолепия, отозвались в груди неясной тоской. А мне-то чего жалеть? Я даже эльфа ни одного в жизни не видела! Наверное, подхватила вирус сожалений от Фаля.
— Это не люди рушили, — вмешался в разговор Лакс, тоже спешившись. — Да, воевали с эльфами долго, кровь реками текла, никого не щадили, но «Тень Ручья» сами Дивные уничтожили уже после заключения пакта о мире.
— Типа не доставайся же ты никому? — полюбопытствовала я.
— Нет, — поморщился вор. — Темная это история, до конца неясная. Что-то там Дивные между собой не поделили.
— Фаль, расскажи, если знаешь, — попросила я.
— Не все эльфы были довольны, когда Альглодиэль решил заключить мир с людьми, поговаривали, что струсил князь, уступил, а нельзя было отдавать эльфийскую землю, стоило биться до последнего, — серьезно поведал сильф без низменной хитрой улыбки на мордочке, вот сейчас я готова была поверить, что ему сотни лет. — Самые недовольные, альянс Каора, решили сорвать заключение договора, а сделать это можно было, лишь погубив князя. Они заплатили своими жизнями, чтобы призвать оборотную силу Теаро, мощь матери-Земли, и обрушили на Айсо ла Валисс. Ночью разверзлась земля, заколебалась почва, сминая камни, как пух, и Тень Ручья обратилась в руины. Почти все находившиеся во дворце погибли, князь тоже. Только одного не знали в альянсе Каора, что договор уже был подписан и мир пришел на земли Лиомастрии и Хавала.
— Так что ж, выходит, эти руины — братская могила эльфов, а заодно и надгробный памятник? — спросила я тихо. Тягостное ощущение, совершенно неуместное в этот безмятежный солнечный день, накрыло меня с головой.
— Нет, Оса, — неожиданно светло улыбнулся Фаль. — Плоть эльфов земля принимает без остатка, соединяя с собой в час смерти. Теперь это только камни, не более, но камни, хранящие историю о предательстве и память о былой красоте.
— Все равно здесь хорошо, — бодро заявил Лакс. — Мирно, тихо, очень спокойно. Может, устроим привал в рощице рядышком? Заодно и пообедаем.
— Я — за, — воскликнула я не столько из стремления передохнуть и набить живот, сколько потому, что хотелось побродить по развалинам дворца с красивым названием «Тень Ручья». Зачем? Пока я и сама не могла ответить на этот вопрос точно, только знала: хорошо бы задержаться.
Фаля уговаривать перекусить не пришлось, лошадки тоже с удовольствием потюхали с холма в тенек у маленькой рощицы метрах в пятидесяти от развалин, рядом с небольшим же ручейком. Лакс проворно стреножил коней и пустил их пастись. Из седельных сумок достали снедь, от вина я отказалась, зачерпнув кружкой воды прямо из ручейка. Неожиданно холодная, свежая и чуть сладкая водица оказалась хороша с мягким хлебом, ломтями ветчины, сыром и яйцами.
Привалившись к стволу березы, откусывала кусок за куском от сооруженного бутерброда, взгляд скользил по развалинам.
— Как же хорошо, — запихнув в рот последний ломоть мяса, протянул Лакс и опрокинулся на спину, растягиваясь в траве и раскидывая руки и ноги. Его рыжие волосы смешались с зеленью, смотрелся он здорово.
— Все, что мы любим, либо безнравственно, либо от этого толстеют, — машинально отозвалась я.
— И что же безнравственного я сейчас делаю? — ухмыльнувшись, поинтересовался вор не без игривости в тоне.
— Ты валяешься и бездельничаешь после плотной еды, а от этого откладывается жирок на пузе, так что сейчас ты толстеешь, — ухмыльнулась я в ответ. — Впрочем, при твоем телосложении и в целом активном, весьма нервическом образе жизни вряд ли тебе суждено потолстеть хоть сколько-нибудь заметно.
— Ты хочешь сказать, я до этого не доживу? — Что-то резкое промелькнуло в голубых, чуть лукавых, будто он втайне посмеивался над одному ему ведомой шуткой, и очень ярких сейчас глазах Лакса.
— Я не пророк, — пробормотала я и отвернулась, скрыв от рыжего невольную дрожь.
— Но ведь у тебя были вчера видения, Оса! — очень «своевременно» напомнил Фаль, расправившись с выделенной ему долей пищи куда быстрее нас обоих.
— Может, мне трактирщик чего в пирожки подложил, — хмыкнула я, однако попытка списать грезы на галлюциногенные добавки к пище доверия у моих сотрапезников не вызвала. Пришлось перестать шутить и серьезно ответить, опустив самую главную и страшную часть правды, которую я ни за что не раскрыла бы Лаксу сейчас: