объяснил, что отец Джерри — алкоголик. Не знаю, понимал ли я, что это означает, но я
быстро узнал. Джерри, второй принимающий в бейсболе, Джерри, парень с красным
велосипедом, Джерри, мой друг, живущий рядом, стал теперь «Джерри, сыном
4 Имя изменено
16
пьянчуги». Дети могут быть очень жестокими, и почему-то мы были жестоки к Джерри.
Он был заражен. Как прокаженный, он страдал от недуга, который породил не сам. Как
прокаженного, его выгнали за пределы деревни.
Разведенные знают, о чем я говорю. И инвалиды. Прочувствовали это и
безработные, и малообразованные. Некоторые скрывают от всех своих незамужних
матерей. Мы держимся подальше от пребывающих в депрессии и избегаем
находящихся при смерти. У нас есть пригороды для иммигрантов, дома отдыха для
престарелых, школы для умственно отсталых, центры для страдающих от зависимостей
и тюрьмы для преступников.
Остальные просто стараются убежать от всего этого. Лишь один Бог знает, сколько
таких Джерри находится в добровольном изгнании, — одиночки, живущие тихо и
уединенно, отравленные страхом отвержения и воспоминаниями о последнем случае, когда они пытались приблизиться к людям. Они решили: лучше пусть к ним вообще
никто не прикасается, чем они будут рисковать вновь почувствовать боль.
О, как мой вид отталкивал людей! Пять лет проказы превратили мои пальцы в
скрюченные обрубки. Кончиков пальцев уже не было, как и частей уха и носа. Видя меня, отцы прижимали к себе детей. Матери закрывали лица. Дети указывали пальцем и
глазели на меня.
Лохмотья не могли скрыть мои раны. И повязка на лице не могла скрыть ярость в
глазах. Да я даже и не пытался ее скрывать. Сколько ночей я грозил искалеченным
кулаком безмолвному небу: «Чем я заслужил такое?» Но ответа все не было.
Некоторые думают, что я согрешил. Другие считают, что согрешили мои
родители. Не знаю. Я знаю только, что устал от всего этого: ночей в колонии, зловония. Я так устал от проклятого колокольчика, который я должен носить на шее,предупреждая людей о своем присутствии. Как будто мне это нужно. Достаточно
одного взгляда, и все начинают кричать: «Нечистый! Нечистый! Нечистый!»
Несколько недель назад я осмелился пройти по дороге, ведущей в мою деревню. Я не
хотел заходить туда. Видит Бог — я хотел только вновь увидеть свои поля.
Взглянуть на свой дом. И увидеть, если повезет, лицо жены. Я не увидел ее. Flo я
заметил детей, играющих на пастбище. Я спрятался за деревом и наблюдал, как они
резвятся и бегают по полю. Их лица светились такой радостью, а смех был так
заразителен, что на мгновенье, лишь на мгновенье, я больше не был прокаженным. Я
был земледельцем. Я был отцом. Я был человеком.
Наполнившись их радостью, я сделал шаг вперед, вышел из-за дерева, выпрямился, вдохнул полной грудью... и они увидели меня. Они меня увидели, прежде чем я мог
скрыться. И они завизжали. И они разбежались. Один из них, однако, задержался, оторвавшись от остальных. Этот ребенок остановился и смотрел в мою сторону. Не
знаю, да и не могу сказать наверняка, но думаю, на самом деле думаю, что это была моя
дочь. И я не знаю, не могу сказать с уверенностью, но мне кажется, что она искала
отца.