Точку поставит пуля

Секретарь парткома хмуро взглянул на Качана, перевел взгляд на младшего инспектора, державшегося позади. Карпец ответил обычной обманчиво-приветливой, чуть заискивающей улыбкой. Менты представились:

— Качан, старший оперуполномоченный.

— Старшина Карпец, младший инспектор.

Оба не произвели впечатления.

«Если за обрезками кожи — ничего не дам! Завскладом нашли! Пусть побегают! Эка невидаль — „милиция“!»

Пока секретарь что-то еще продолжал писать за письменным столом, Качан осмотрелся. Кабинет был просторный. В углу, рядом, высился тяжелый сейф. Прямо перед письменным — еще стол, приставной, покрытый зеленым сукном.

За стеной стучали станки.

Секретарь закончил наконец предложение, отложил ручку.

«Мелочь! Шелупонь милицейская… А тоже туда!»

Когда из проходной позвонили о том, что к нему двое из милиции, он сразу отказался их принять.

«Как чувствовал!»

— Они говорят: «На две минуты делов!» — крикнул вахтер в трубку.

День был муторный. Райком потребовал цифры по учебе молодых коммунистов. Отдельно по слушателям, по пропагандистам, отдельно по рабочим, по инженерно-техническому персоналу…

Пока менты шли от проходной, он уже не мог сосредоточиться.

«Любой мент чувствует себя важной персоной от того, что на штанах у него кант! — Мысль эта не покидала. — Что-нибудь понадобится — и пожалуйста! Без звонка, без разрешения! Прямо к освобожденному секретарю…»

Он вперился в Качана.

— Ну! Слушаю! Две минуты, как просили… Лишним временем не располагаю.

Старший опер, похожий на студента, в очках, достал из кейса бумагу.

— Мы должны произвести тут обыск.

Беспардонность ментов не знала границ!

— Что-о?

Карпец, стоявший поодаль, на всякий случай улыбнулся. Обманно. Заискивающе, суетливо.

— Вот постановление.

— Даты!..

Он выхватил у Качана бумажонку, не глядя бросил в корзинку.

— А теперь вон отсюда! Разговор окончен! Вы в парткоме! Разговариваете с членом райкома! — Он знал, что делать. — Николаич, ты? — Услышав знакомый голос, отошел сердцем. — Тут два чудака… Чтобы не сказать хуже… Вокзальная милиция Картузова… Хотят — ты слышал такое! — произвести обыск в парткоме! — Он засмеялся. — Анекдот!

Телефон работал хорошо. Было слышно, как на том конце провода спросили:

— А санкция прокурора есть? На постановлении?

— Я, право, и не смотрел… Я думаю: «Если что — из райкома бы позвонили!» Я весь день на месте!

— А ты посмотри!

— Сейчас… — Секретарь нагнулся, достал из корзинки для бумаг мятый листок. — Вот оно — передо мной… — Он расправил бумагу. — Так… «Постановление на обыск»…

— В левом углу! Должно быть написано: «Обыск санкционирую. Прокурор…» Подпись и печать.

— Есть! «Московский транспортный прокурор!..»

— Тогда ничего не поделаешь! — был ответ.

Секретарь бросил трубку.

— Что искать-то будете? Все перед вами!

Кроме сейфа, стульев, письменного стола и второго — приставного, — в парткоме ничего больше не было. Вдоль стен висели в рамочках портреты членов Политбюро, графики соцсоревнований, агитация — «XXVII съезду партии — достойную встречу»…

— Пригласи понятых… — распорядился Качан.

Младший инспектор вышел и тут же вернулся с делопроизводителем и другой женщиной. Дальнейшее заняло всего несколько минут. Женщины стояли ни живы ни мертвы.

— Сейчас тут будет произведен обыск. Вы приглашены в качестве понятых…

Качан зачитал постановление.

— Распишитесь в том, что оно вам объявлено.

Секретарь поставил нелепую закорючку, отбросил в сторону шариковую ручку.

— Ищите! Кожу, обувь, клей… Но если не найдете, знайте! За позор… За клевету…

— Ключи от сейфа! — приказал Качан.

Секретарь бросил связку на приставной стол — широкий, размером в двухспальную кровать.

— Пожалуйста!

Качан открыл сейф. В огромном стальном ящике не было ничего, кроме папок с протоколами партийных собраний и партбюро.

— Можешь все забирать! Доволен, сукин сын?

Сбоку, внутри сейфа, имелось потайное отделение, к нему полагался особый ключ. Качан протянул руку:

— Ключ от маленького ящика!

Секретарь и в мыслях не связывал содержание ящика с обыском. То, что в нем находилось, не имело отношения ни к обувной фабрике, ни к партийной организации. Только глубоко личное. Сокровенное.

— Быстро!

До секретаря вдруг дошел смысл происшедшего. Он рухнул на колени:

— Ребята! Не губите!

Трасса заканчивалась за Кольцевой автодорогой. «Тойота» сбавила скорость. На обочине за скоростником один к одному подстраивались «дальнобойщики», рефрижераторы, «КамАЗы». Приезжавшие в Москву устраивали тут ночевки и дневки. Заготовители отстегивали хозяевам овощебаз, которых представлял Иван Ефимович. Скоро и сам он должен был появиться тут на своей развалюхе. Предметный урок, данный Лейтенантом, не мог не пойти впрок. Предполагалось: Команда на днях получит тут свой рэкет. Настроение Лейтенанту портило лишь поведение сотрудников линейной милиции, остановивших их на трассе.

— Железнодорожники! Похоже, пасли… Гаишник ни одну машину не дернул! Только нас!

Карпухин и Кабан молчали. Лейтенант мысленно перебрал события последних дней.

«Ничего не происходило… Никто не засветился! Все на глазах!»