Точка Лагранжа

— Вот запустят станцию — тогда и увидим. — перебил приятеля Юрка, которому тема, похоже, стала надоедать. — Может, и «Противо-Земля заодно найдётся! А что вы хихикаете, прикольно было бы!

— Прикольно-то прикольно… — я встал, ухватился за край верхней полки, и попробовал подтянуться на полусогнутых руках — мышцы затекли после долгого сидения в тряской тесноте купе. — Я вот о чём думаю: очень уж лихо это они в Проекте взялись, за всё сразу! И тебе расширение комплекса станций на низкой орбите, и огромная станция-бублик на геостационаре, и «Лунный город». А тут ещё разговоры о станции в точке Лагранжа, и не понять даже, в которой из двух? Нет, я не против, дело-то хорошее, но… не слишком ли широко размахнулись?

— Ещё лунная орбитальная станция. — напомнил рассудительный Середа. — Как там её собираются назвать, «Циолковский»?

— Ага, почти что «Звезда КЭЦ». — подтвердил из своего угла Дима Ветров. Он снова завладел журналом и теперь запихивал его в сумку, чтобы не заиграли чересчур ретивые подопечные. — Без неё не обойтись, надо же на строительство Лунного города грузы переправлять с Земли — вот через неё и будут, транзитом, «космическим батутом», тем, который на «Острове-1». Да ты не переживай, Лёш, всё сделают, как запланировали. А как иначе-то?

VII

…Барабаны мы клепали не для сказки.

Мы стянули обручами их стальными.

И никто не виноват, что чёрной краски

Было больше по сравненью с остальными.

Заблестели барабаны чёрным лаком,

Стал их марш предельно чётким и коротким —

Это голос первой утренней атаки,

Это песня барабанщика Володьки…

Нас встретили прямо на вокзале — пятёрка каравелловцев в оранжевых рубашках под распахнутыми, несмотря на мороз, пальто и чёрных беретах. Встретили — и повезли сначала в выделенное нам общежитие, где мы бросили вещи, а потом и к себе: мы вас с самого утра ждём, все собрались, и Владислав Петрович тоже!» Ясное дело, мы не стали спорить и последовали за нашими весёлыми провожатыми.

…В барабанах дремлет эхо синих шквалов,

Что над нашими носились парусами,

В гулкой памяти у них живёт немало

Звонких песен, что придумали мы сами.

В них живут сигналы яростной тревоги,

Что срывала нас с постелей утром рано, —

Это голос нашей парусной дороги,

Это песня наших чёрных барабанов…

Я нарочно не стал брать с собой гитару — ехать с ней в «Каравеллу», это как по старинной поговорке, всё равно, что ехать в Тулу со своим самоваром. Впрочем, самовар тут тоже был — правда, электрический, зато большой, хватило всем, кто собрался за сдвинутыми вместе столами, на которых кроме латунного пыхтящего артефакта теснились плошки с домашним вареньем, блюдца с печеньем, баранки, конфеты, открытые банки со сгущёнкой — всё, что каравелловцы притащили из дома или купили в соседней булочной. Мы вслед за сопровождающими ввалились в помещение клуба, обмели специально приготовленными вениками снег с обуви (покосившись на плакатик «Не забывайте о сменной обуви!») свалили куртки — пижонские фирменные «аляски» с эмблемами «юниорского» Проекта и «школы космонавтов» — в боковой комнатушке, выполняющей сегодня роль гардеробной — и прошли в большой зал.

…Как безжалостны декабрьские рассветы,

Серый снег засыпал дремлющие лодки,

Но опять среди зимы приходит лето

По сигналу барабанщика Володьки —

И мальчишка-ветер тёплою ладошкой

Осторожно бьёт по барабанной коже,

И встают в шеренгу Саня и Антошка,

Дима с Лёшкою, Андрюшка и Серёжа...

Столы с угощениями были сдвинуты к стенам; вся середина зала (судя по размеченной на линолеуме фехтовальной дорожке и стойке со спортивными клинками, он служил, в том числе, и для занятий фехтованием) пустовала, а вдоль дальней стены, на которой красовалось большое изображение летящего по волнам парусника, выстроилась шеренга. Пятеро мальчишек, не старше лет двенадцати — в чёрных шортиках, чёрных и оранжевых рубашках с плетёными из белого шнура аксельбантами и в знакомых уже нам чёрных беретах. Барабанщики «Каравеллы» — один из самых, наверное, известных символов, как флотилии, так и творчества самого Крапивина.