Пио посмотрел на меня, как на неразумного молокососа. Вздохнул. Облизнул огромные желтые зубы. Он не отличался большим умом, это точно. Но исполнительным быть старался.
— У нас неприятности, пунчи… — негромко сказал он. И добавил, заметив мою мгновенную бледность: — Нет-нет, с твоим папкой все в поряде… Просто… Он приказал.
Байши… я поморщился, снял рюкзак, послушно нырнул на заднее сиденье и буркнул что-то приветственное водителю из самых младших казоку-йодда. Хорошее настроение начинало улетучиваться, но развинчивать фляжку я не спешил. Вместо этого:
— Пио, может, расскажешь, в чем дело?
— Ланс, пунчи, ты все узнаешь на месте, — промычал тот с переднего сиденья, даже не обернувшись, — меня только попросили тебя отыскать, сисадда? Другие братья сейчас гоняют по Бонжуру, а я вот сюда завернуть решил…
Фаэтон тронулся с места, загудел, поднялся в силовой поток и двинулся вперед.
— Вообще-то я и на вызовы отвечаю, — не без раздражения отреагировал я, машинально задирая рукав.
Обнаружил, что основная «болтушка» переключена на режим «не беспокоить» еще с момента встречи с Галло Ш’Икитари. Длинно и сочно выругался сквозь стиснутые зубы, почти беззвучно, но от души.
Обнаружил сразу два сообщения от Сапфир. Да, парни действительно меня искали, и даже приходили в «Кусок угля». Девочка, конечно, волновалась, и я чиркнул ей что-то отвлекающе-успокаивающее.
На сердце стало тяжко и тревожно, но я отлично понимал, что расспрашивать Пио абсолютно бессмысленно. «Габи-шиндо» тем временем вошел в пространство Бонжура, а за окном раскинулись привычные мне улицы и лавки с их толчеей, лукавыми торговцами, фальшивыми нищими и сонными коровами на тротуарах. Мы приближались к Наросту, во дворах комплеблоков становилось все больше черно-желтых жилетов и все меньше тетронских квартетов.
Что серьезного могло случиться в казоку, что отчим бросил на мои поиски парней, способных в это же самое время зарабатывать для семейства на улицах?
Фаэтон снизился, без особой ласки припечатался колесами к проезжей части, покатил в визгливом потоке гендо; там, куда мы направлялись, силовых коридоров не было и в помине.
Впереди показался сам Нарост — угловатое бесформенное пятно в небе, бесконечно-черное на фоне сверкающих за ним высоток и рекламных ветростатов. Под особняком «Детей» раскинулась мрачная клякса старого кладбища «Поляны заполночи», которому клан и был обязан своим именем. Если верить старикам, когда-то на нем зарывали в землю верующих в Двоепервую Стаю (в древности отважно покинувшую подземные убежища и позволившую уничтожить себя гигантскому змею Бансури во искупление кармических проступков всех живущих и нерожденных чу-ха).
Даже если это было правдой, на погосте давно никого не закапывали, а шесть лет назад его землю заминировали так, что пробраться меж надгробиями не смог бы даже самый ловкий хатьяра…
Над кладбищем нависал широкий язык недостроенной эстакады; на ее массивных бетонных опорах виднелись балконы, обшитые броневыми листами, там заседали дозорные казоку; а на обрыве моста, повиснув в пяти десятках метров над древними могилами, угнездился и сам Нарост.
При всей его эффективности и внутренней продуманности, он никогда не казался мне красивым. Более того, выглядел откровенно грубой поделкой, абы как собранной из бетонных блоков и с ложной хаотичностью изрезанной бойницами. Увенчанное одиноким флагом семейства нагромождение плит, а не жилая постройка…
Немолодой «Габи-шиндо» с натугой вкатил на эстакаду, сбросил скорость у блок-поста, где Пио обменялся приветствиями с охранниками подъезда, и совсем скоро доставил нас к толстым воротам казоку-шин. Лязгнули затворы и механизмы, створка отползла в сторону, и мы медленно въехали внутрь.
Я вздохнул, полез в рюкзак и все же раскрутил фляжку. Чуть-чуть, буквально на один глоточек, отдавая дань презрительного уважения месту, с которого все начиналось. Месту, которое я долгое время считал своим единственным домом. И куда снова попал не совсем по собственной воле.
praeteritum