То, что вспомнилось

Патруль эсеровской дружины, обходя свой участок, заметил промчавшуюся мимо него кошеву. Несмотря на окрики, кошева прокатила дальше и не надолго скрылась из виду. Но через несколько минут патруль заметил ее, уже без седоков, возле грязненькой незаметной квасной лавчонки по Б.-Блиновской улице. Патруль (человек 5) остановился у заиндевелых стеклянных дверей лавчонки и часть его, а в том числе тов. Б. Сапожников, вошли вовнутрь.

В лавчонке было накурено, туманно и многолюдно.

Тов. Сапожников спросил:

— Кто тут сейчас подъехал на коне?

Присутствующие оглянулись на него, кто-то недружелюбно и задирчиво сказал:

— А ты кто такой?

— Я дружинник, — спокойно ответил тов. Сапожников. — Патруль!..

К Сапожникову после такого ответа кинулись несколько человек, его чем-то ударили, свалили с ног.

Бывшие с тов. Сапожниковым другие дружинники распахнули двери, попятились немного назад и, когда увидели, что Сапожников упал, открыли стрельбу по хулиганам. Огонь в квасной вспыхнул и погас. Из квасной затрещали выстрелы. Кто-то из патруля кинулся сигнализировать тревогу.

Когда квартал был оцеплен и дружинники вошли в квасную и осветили ее, то у порога был поднят смертельно раненый тов. Сапожников, а в глубине квасной наткнулись на труп одного из хулиганов; дальше во дворе валялся еще один.

Никого больше в квасной не было: ни гостей, ни хозяев.

Дружинники обошли соседние дворы в поисках бежавших из лавчонки «кошевочников», но, конечно, никого уже не нашли.

Когда самооборонщики узнали, что хулиганами убит тов. Сапожников, их охватил неудержимый гнев. Руководителям стоило громадных усилий сдержать готовое вспыхнуть возмущение.

— Нужно пройти из дома в дом, забирать подозрительных и расстреливать их на месте! — требовали наиболее нетерпеливые и горячие дружинники.

И когда в соседнем с лавочкой доме задержали брата скрывшегося содержателя квасной (где поили меньше всего квасом), то дружинники ринулись к нему, требуя, чтоб он был на месте расстрелян.

Только выдержка начальников отдельных групп спасла от смерти перепуганного широкоплечего, здоровенного дядю, которого трясла лихорадка и который всеми богами заклинал дружинников оставить ему жизнь «ради малолетних детей».

Вид у этого «брата» был гнусный и подозрительный — и дружинники не напрасно требовали его смерти...

Тов. Сапожников умер, не приходя в сознание, в этот же вечер. Иркутские рабочие устроили ему через несколько дней торжественные похороны...

* * *

Несмотря на лишения и опасности, с которыми сопряжено было состояние в дружинах самообороны, среди дружинников царило молодое, немного угарное, радостно-боевое настроение. На сборных квартирах, в караульных частях, даже во время патрулирования, все были веселы, оживленны и как-то праздничны: плескался веселый молодой смех, звенели песни, шумели и разгорались незлобивые споры.

И это приподнято-веселое настроение то здесь, то там порою омрачалось тем, что очень скоро приобрело у нас бытовое наименование «восьмой пули».

Восьмая пуля — это та пуля в браунингах, которая закладывается в ствол и про которую, когда выбрасывают обойму, часто забывают.

Молодежь, не всегда дисциплинированная и любящая повозиться зря с оружием, делалась жертвой этой забытой восьмой пули. То в одной, то в другой самообороне кто-нибудь нечаянно подстреливал друг друга — и из рядов самообороны выбывал боец. Можно насчитать больше десятка таких случаев неосторожного обращения с оружием, правда, по счастью, не оканчивавшихся смертным исходом.

Руководителям дружин стоило много усилий, пока удалось добиться соответствующего обращения с оружием: к концу существования у нас самообороны дружинники уже научились смотреть на оружие, как на серьезную, требующую к себе серьезного обращения, вещь...

8. «Разрыв сердца».

В ноябрьские дни, когда дружины самообороны были надлежаще организованы и играли видную, если не единственную, роль в охране города от усиливающихся с каждым днем грабежей и убийств, еврейская самооборона напала на след убийцы братьев Винер и Лагутина.

Следственные власти и полиция не торопились искать организаторов и физических исполнителей избиения у дома Кузнеца. Молва и ряд объективных данных указывали на то, что в этом деле видную роль играла полиция. Называли пристава третьей полицейской части Щеглова, являвшегося душой черносотенных организаций и руководителем хулиганских банд. Щеглова власти, во избежание неприятных неожиданностей, убрали с иркутского горизонта, дав ему двухмесячный отпуск в Европейскую Россию, а о выяснении остальных участников убийства и не помышляли.