То было давно…

– Куда же пойдем завтракать? – говорит пришедший приятель.

– К старику, – отвечаю я.

– Но позволь… кувер – два франка… Это уж на троих шесть франков! Пойдем к Анне Захаровне – пирожки.

– Ну вот, – с улыбкой говорю я, – всегда это волокитство. Анна Захаровна…

– Это у меня-то волокитство! – вздыхает Медведь. – Вот бургонского бутылку – я понимаю. – И он замигал глазами.

– Читал, что в России-то делается? – спрашивает другой мой приятель.

– Нет, да я и не интересуюсь, – говорит пришедший. – Вообще, делается всё то, что кому-то надо, чтобы делалось, и потом будет переделываться, когда кому-то надо будет, чтобы всё переделывалось…

– Ну нет, позвольте! – загорячился мой приятель. – Это я поспорю с вами…

Каждый русский опровергает мнение другого и всегда находится в оппозиции ко всему, кто бы что ни говорил.

– Нет, дорогой, нет, я не спорю. Поедем лучше в Пасси, я знаю ресторанчик. Бургонское – аромат…

В ресторане, увидав нашего приятеля-чиновника, сидевший за столом посетитель встал и радостно воскликнул:

– Ваше превосходительство, вы правы, бургонское – аромат! Одна беда – сколько ни пьешь, не берет. Слабо вино, что ли? Не берет… Радости в жизни не стало…

Соловьи

А в России весна! Скоро прилетят соловьи и звонко зальются песней ввечеру над рекою… Черемуха обольется девственным цветом, маленький ландыш растворит свое дыхание в тайне леса, а месяц светлым серпом выглянет из-за острых темных елей и, тронув серебром воду, отразится в ее глубине.

Весна… В больших оврагах, к реке, у моего сада, лежат глыбы снега, но около уже видны сухие пригорки, веселые, приветливые. Частый осинник и ольха чуть зазеленели над берегом, темные ели, как сторожа, стоят среди мутного весеннего леса. А воды бегут всё туда, туда, далеко! В торжественной чистоте неба прозвенит радостный крик журавлей, и розовое утро нежно осветит крыльцо дома, оконные ставни, занавески и полотенце над умывальником.

Как бодрит утро весной! Умываешься холодно-душистой водой, и пахнет от нее радостью сада, землей, смородиной. Запахи весны, земли весенней! Какая тайна в них, как любишь ее весной – землю…

Иду я по бульвару Конвансьон и вспоминаю деревенский мой дом и сад, русскую весну вспоминаю… Под руку меня берет приятель:

– Здравствуйте. Куда?

Я как-то не сразу ответил.

– Домой, – говорю, а про себя думаю: «Как странно – домой! Да ведь это там – “домой”… там весна, черемуха, соловьи поют».

– А что? – спрашиваю.

– Завтра у нас в землячестве доклад. Непременно приходите.

И опять недоумеваю: в землячестве?..

– А где земля? – говорю. – Как же это? Земли-то и нет… Впрочем, извините. Это я так. Но ведь там у нас запоют скоро соловьи, в России… Земля-то ведь там…

Приятель посмотрел на меня с удивлением:

– Ну да… Только всё это чушь, романсы. Не такое время, не до соловьев… В землячестве у нас доклад будет, а я – оппонентом. Придете, услышите, как Пустославцеву насыплю. Знаете, батенька, до чего он поправел, ну сил нет… Он-то, помните? А теперь ладан, и только. Ах, как люди меняются! К примеру, Юрочка. Ну, вообразите: наш Юрочка, социал-демократ – кто бы подумал? Поет, заливается, что ваши соловьи, а Анфиса ему подпевает. Ну, Марья Григорьевна и говорит: погодите, говорит, я ей такую евразийку покажу, похудеет она у меня.

Да и сам я меняюсь, – продолжал приятель, – но есть разница. Ведь это не перчатки менять. Главное – принцип! Он внутри, тут, – и приятель ударил себя ладонью в грудь. – Вот вы знакомы с моей женой. В сущности, она попросту алексеевка, не новостянка и не возрожденка, отчасти евложенка, а вернее, смирновка… Словом, сложное дело. Понимать надо. Не пустяки ведь, не соловьи ваши. Сам я, сказать правду, немножко полевее Александра Григорьича. Верно! Да, кстати, знаете, какая с ним история приключилась?

– Нет, не знаю.

– Нет? Девчонка-то, брюнеточка, ушла от него! Ну и озлился он, прямо рычит. Не подходи. А болгарин рад: «Так, говорит, ему и надо!» А сбежала она с Мишкой. Ловкач мужчина! Кажется, плехановец, поди, чуть левее меня. Неглупый человек, деловой. Жениться хочет на Карасихе.

– Кто это? – спрашиваю. – Никакого Мишки не припомню…

– Неважно! Слушайте: сидим мы в кафе, а с нами Карасиха. У ней на коленках сумочка кожаная. Мишка с комплиментом: «Какая у вас очаровательная сумочка». А она в ответ: «Что ж, под сумочкой еще лучше…» Я только ахнул, Мишка – тот как рак покраснел. Сверкнул глазами и кричит: «Гарсон, шампанского!» Теперь прямо не отходит от нее. Говорят – женится.

– Как же это, вы только что сказали, что он отбил у Александра Григорьевича… ну ту…

– Ерунда! Отбил и бросил. Он-то ведь плехановец, а она завзятая антониевка. Разумеется, разошлись. А Карасиха – женщина-класс. За ней профессора бегали, лидеры… Очень умна – сразу видно. Лева немножко, но себя не уронит, знает себе цену. Да помните, мы с нею в ресторане встретились в Ницце?..