tmp1

Теперь и начиналось самое интересное: экономя время, нервы и силы, попытаться сразу отмести те местечки, где тайника заведомо быть не может… Федор Степанович Коч был не романтичным гимназистом, а человеком пожилым, степенным, с вологодской крестьянской закваской, он просто обязан был действовать обстоятельно, качественно, семь раз отмерив, один отрезав, так, чтобы сразу и наверняка…

Частенько, судя по немалому опыту находок на чердаках, разнообразные вещички (от маузеров до свертков с деньгами) заворачивали во что-нибудь и без особых затей засовывали куда-нибудь за балки, под перекрытия, в укромные уголки. Смолин подобные места, конечно же, начал тщательно осматривать в первую очередь, но лишь в качестве первого этапа. Вообще-то, и такие немудрящие тайники надежно сохраняли укрытое долгими десятилетиями, иные из них обнаруживаются даже сегодня (а иные, логически рассуждая, до сих пор не обнаружены), но у Коча имелось ведь нечто особое, и он, к бабке не ходи, рассуждал иначе…

В узких местах, где можно что-нибудь засунуть, ничего не обнаружилось, как и следовало ожидать. Потом Смолин уже не так скрупулезно осмотрел балки – для очистки совести. Чересчур глупо было бы выдалбливать в них тайники – бросалось бы в глаза, как пьяный поручик Ржевский среди благонравных гимназисток.

Пол тоже отпадал. Он был выстелен солидными досками примерно в дюйм толщиной (Смолину было сейчас не до того, чтобы вспоминать, сколько это будет в тогдашних российских мерках). Нигде ни единого сучочка – чтобы гниль не пошла, в те времена любой строитель или подрядчик, прохлопавший одну-единственную доску с сучком, навсегда потерял бы репутацию и мог заранее готовиться кончить жизнь под забором в обнимку с четвертью сивухи – кто бы его после такого нанял?!

Чересчур много трудов пришлось бы приложить, чтобы поднять даже одну доску и оборудовать тайник под нею – длиннющие, на совесть сбитые, возиться пришлось бы чертову уйму времени – а тайник опять-таки будет бросаться в глаза… И все же Смолин, то приседая на корточки, то перемещаясь так, словно шел вприсядоч-ку, то без церемоний ползая на коленях, а то и на брюхе, осмотрел весь пол. И в который раз похвалил старых мастеров – доски лежали идеально, прилегали плотно, в жизни их не тревожили…

Слуховое окошко он осмотрел еще три дня назад, по светлому времени – нет, никто не разбирал черепицу, опять-таки работа была бы тяжелая, а риск обнаружения – максимальный.

Оставалось самое интересное, самое вероятное. По периметру там, где наклонная крыша соприкасалась с полом, все это протяженное пространство было тщательно забито вертикально положенными досками – длинными, конечно, массивными, конечно, но не идущими ни в какое сравнение с просто-таки монументальным половицами.

И Смолин понял, что наступило главное. Либо он был прав, либо – не повезло. Он не поколебался бы отодрать все до единой доски, погонных метров этак шестьдесят (сам он именно там бы и прятал), но спешить не стоило, этот мартышкин труд можно и оставить на потом…

И вновь, где на корточках, где скрючившись в три погибели, где ползком (вывозившись к тому времени по уши в сухой пыли, паутине и вовсе уж непонятном мелком мусоре) он двинулся вдоль этой полосы потемневших от времени досок высотой с ладонь. Он не исследовал пока что сомнительные места – просто накрепко запоминал, впечатывал в память вид этого сооружения, длину, места стыков, шляпки гвоздей, утопленные заподлицо с досками, иногда осторожненько поддевал стамеской доски там, где они соприкасались с половицами или внутренней поверхностью крыши.

Заняло это чертову уйму времени, но потом он, грязными пальцами поднося ко рту первую за несколько часов сигаретку, мог с уверенностью сказать, что видит в уме шестьдесят метров досок так, словно сам их старательно приколачивал.

И, еще раз, уже мысленно, пройдя вдоль них, отметил странность. Даже не одну, а две.

В двух местах, расположенных примерно напротив друг друга доски были нестандартной длины. Только в этих двух местах. Повсюду, по всему периметру доски были строго одинаковой длины, что-то около полутора метров (надо полагать, два аршина), а в помянутых местах красовалось по две доски половинной длины.

Он не знал, то ли это, долгожданное. Но другого столь подходящего для тайника места просто-напросто не имелось. Смолин, выбрав мысленно между двумя местечками, подошел к тому, что располагалось со стороны слухового окна. Аккуратно постукивая молотком, загнал стамеску между доской и крышей, осторожно нажал…

Тягучий скрип показался пулеметной очередью. Он работал неспешно, старательно. Вскоре короткая доска была выдернута со своего места, а там и вторая. Распластавшись на полу. Смолин посветил туда фонариком.

Пустышка. С первого взгляда видно. Совершенно пустое пространство треугольного сечения. Ничего, кроме пыли – справа, и слева от проделанной им дыры – то же самое.