– Вот то-то и оно, – ответил Смолин со знанием дела. – В старые времена были четкие критерии, это мы сейчас путаем… Село – это если в нем есть церковь. А если церкви нет – тогда деревня… Очень просто запомнить.
– А почему она не в деревне… тьфу, черт, не в селе? А стоит вот так, на семи ветрах?
– Скукожилось село, надо полагать, – сказал Смолин. – Раньше было большое, а потом скукожилось. Церковь-то кирпичная, а кирпич при царях клали на века. Ну, а от избушек и следа не осталось. Я подобное видел в других местах. Стоит церквушка вот так же, в чистом поле, жутковато даже… Ну что, мы, кажется, совсем близко от того, что в здешних условиях можно с полным на то правом считать цивилизацией…
– Чайку бы… И поужинать как следует.
– Не за горами, – сказал Смолин ободряюще. – Как ни бедно тут живут, хоть что-нибудь да найдется. Мы и заплатить можем… – он искренне расхохотался. – Благо денег у нас с собой столько, что в сознании аборигенов такие суммы и не укладываются… – и стал серьезным: – Вот только светить их не следует, кто их знает, этих затворников, давным-давно утративших пресловутую духовность… Вот что, если начнутся расспросы, – а они обязательно начнутся – помалкивай да поддакивай. А я уж сам попытаюсь на скорую руку придумать что-нибудь более-менее убедительное… Смекнула?
– Ага, – сказала Инга, поспешая за ним (Смолин, обрадованный несомненной близостью деревни, ускорил шаг). – Ты – профессор-энтомолог, а я – твоя ассистентка. Заблудились в тайге смешные городские интеллигенты…
– Примерно так, – одобрительно кивнул Смолин. – Нужно выглядеть смешными и нелепыми горожанами, тогда и вопросов будет меньше, и приглядываться к нам особенно не станут… Мимикрия, учено выражаясь…
– Вообще-то у меня журналистское удостоверение с собой…
– Вот и заныкай его подальше, – сказал Смолин. – В райцентре это смотрелось бы убедительно и снимало все вопросы, а в этой глуши, ручаться можно, журналист – нечто вроде марсианина. Краем уха о них слышали, но никто не видел. Ну с какой стати здесь вдруг объявляться журналистке? Моментально насторожатся добрые пейзане, начнут выискивать скрытый смысл, двойное дно, подтекст и подвох… К геологам они тут привыкли, к археологам, к охотникам…
Они остановились на опушке хилого березняка. Перед ними заросший невысокой жесткой травой склон полого опускался в долину, окруженную островками где елей, где берез. И там, внизу, в долине располагалась долгожданная деревня – десятка три домов, две параллельных улицы и третья, загибавшаяся от них под прямым углом, гораздо короче остальных.
Они стояли и смотрели. Так и не удалось разглядеть ни единого человека, никакого шевеления. Совершеннейшая тишина, так что казалось даже, будто они оглохли в одночасье…
– Спят они, что ли? – недоуменно спросила Инга. – Ни единой живой души…
– А чего им по улице болтаться, собственно? – пожал плечами Смолин. – Дело к вечеру, ужинать пора… правда, что-то ни одна труба не дымит… Тс!
Он поднял палец, и они старательно прислушались. Далеко-далеко, кажется, в самом конце деревни побрехивала собака – лениво, равнодушно, без малейшего служебного рвения.
Слева забрякало ботало – это к деревне приближалась корова. Целеустремленной рысцой, она прошла в стороне от них.
Без малейшей симпатии проводив взглядом рогатую животину, Смолин сказал:
– Слышал я что-то про вечернюю дойку… Надо полагать, на нее и спешит. Или просто жрать хочет. Пошли. Остров, точно, обитаемый…
Надел очки, водрузил на голову берет, отряхнул костюм, насколько удалось, от еловых иголок и неизвестно где прилипшей смолы. Теперь только почувствовал нешуточную усталость с непривычки к подобным расстояниям, каких лет двадцать не приходилось хаживать. Рубаха была сырой, наган стал чертовски тяжелым и поколачивал по ребрам, сумка вообще казалась неподъемной, хоть и не было в ней особенных тяжестей. Но вид деревни придавал бодрости – и Смолин добросовестно постарался усмотреть в идиллическом пейзаже романтичные черты: корни, так сказать, истоки, глубинная Святая Русь. И ваучерами тут, поди, печку растопили, и рэкета тут не бывало отроду, и слыхом не слыхивали о тех, кто в столицах считаются звездами…
Корова – сразу видно, по давней привычке – свернула к первой избе, где одна половинка ворот была открыта, такое впечатление, уж несколько лет или по крайней мере с нынешней весны – о чем свидетельствовала вольно произраставшая высокая трава, нисколечко не нарушенная. Они ускорили шаг. Корова, с той же сноровкой пройдя в ворота, направилась к уродливому бревенчатому домику, который, надо полагать, и был хлевом. Смолин не настолько много видывал в жизни хлевов, чтобы сравнивать. По правде говоря, он забыл, когда их и видел. Но раз туда прочапала корова, то это, надо полагать, и есть хлев, исконный, посконный, кондовый…