tmp0

Смутно она вспомнила Лаклейна и его большие, теплые ладони, разминавшие ее затвердевшие плечи, вырывавшиеся у нее стоны, пока он массировал ее шею и спину.

Возможно, Лаклейн не был таким уж безумным и грубым животным. Эмма знала, что он хотел заняться с ней любовью, чувствовала силу его желания, и все же он сдержался. Позже она услышала, как он вернулся из душа и лег рядом с ней в кровать. Его кожа была все еще влажной и такой теплой, когда он прижал ее попку к своим бедрам, положив ее голову на свою вытянутую руку. Эмма чувствовала его растущую эрекцию. Но он лишь выдавил что-то на незнакомом языке, будто выругался, и так ни разу и не воспользовался положением, чтобы удовлетворить свое желание.

Она ясно осознавала, что Лаклейн лежал между ней и окном, тем самым ограждая ее от солнца. Он придвинул ее к своей груди еще ближе, и она почувствовала себя…защищенной.

И вот, когда Эмма было решила, что разгадала его, он сделал нечто неожиданное.

Открыв глаза, Эммалин села на кровати и моргнула, в ошеломлении от того, что увидела. Если он и заметил, что она проснулась, то не подал виду, продолжая сидеть в дальнем углу в полной темноте, наблюдая за ней светящимися глазами. Не поверив своему ночному зрению, Эмма потянулась к лампе на ночном столике, но та оказалась сломанной, валяясь у кровати.

Глаза ее не обманули. Комната была…разгромлена.

«Что тут случилось? И что могло заставить его сделать такое?»

- Одевайся. Мы уезжаем через двадцать минут.

Устало встав, он, хромая и спотыкаясь из-за ноги, которой, похоже, стало хуже, направился к двери.

- Но, Лаклейн…

Дверь за ним закрылась.

Сбитая с толку, Эмма смотрела на следы от когтей, оставленные им на стенах, полу, мебели. Абсолютно все в комнате было поломано на куски.

Взгляд Эммы упал вниз. Что ж, похоже, не все. Ее вещи стояли за разломанным креслом, словно он спрятал их подальше, осознав, что должно было вот-вот случиться. Одеяло, которое он умудрился накинуть на окно поверх штор, пока она спала, все еще висело нетронутым там же, создавая дополнительную защиту от солнца. А кровать? Следы когтей, набивка матраса и перья окружали Эмму, словно кокон.

Но сама она была невредима.

Глава 9

Если Лаклейн не хотел рассказывать ей, почему вышел из себя и разгромил в пух и прах их гостиничный номер - что ж, ее это устраивало. Надев юбку, рубашку и ботинки, Эмма повязала на голову свернутый шарф так, чтобы не было видно ушей и, разыскав в сумке свой ай-Под, пристегнула его к руке.

Ее тетка Мист называла устройство АПЭ, или “ай-Под – соска-пустышка Эммы”, потому что всякий раз, когда Эмма была раздражена или сердита, она включала музыку, чтобы “избежать конфликта”. Как будто это так уж ужасно и АПЭ не был создан как раз для таких случаев…

А прямо сейчас Эмма рвала и метала. Именно тогда, когда она уже было решила, что этот ликан вполне мог бы быть «ничего», и что его припадки в стиле «спятил-али-нет» уже позади, он снова повел себя по отношению к ней, как большой злой волк. «Но этот маленький поросенок тоже не промах», подумала Эмма. И прямо сейчас Лаклейн на всех парах мчался к тому, чтобы окончательно закрепиться в ее сознании законченным психом.

Его настроение менялось со скоростью автоматной очереди - от обжигающих объятий под дождем, когда он прижался своей голой грудью к ее, до грубых нападок, а затем вдруг нежного без-пяти-минут любовника в ванной вчера вечером. Лаклейн заставлял ее постоянно быть настороже, в досадном и утомительном состоянии, к которому она, похоже, уже начинала привыкать. Это чрезвычайно угнетало.

И вот опять. Он оставил ее в этой разгромленной комнате, не объяснив ни слова. А ведь она могла бы сейчас походить на тот сломанный стул.

Сдув с глаз упавший локон волос, Эмма заметила застрявшее в нем перо из подушки. Стряхнув его рукой, она осознала, что сердита на себя не меньше, чем на него.

В их первую ночь Лаклейн допустил, чтобы солнце обожгло ей кожу, а теперь, сегодня, снова выпустил когти – как тогда, когда искромсал бок автомобиля, - пока она мирно спала, ни о чем не подозревая.

Всю жизнь Эмма делала даже невозможное, чтобы оградить себя от любых неприятностей. И только затем, чтобы выбросить всю свою осторожность насмарку, когда дело коснулось него? Сколько всего семья сделала ради ее безопасности. Чтобы спрятать Эмму, переместила ковен в изобилующий существами Ллора Новый Орлеан, укрыла поместье во мгле. И все это только для того, чтобы теперь позволить ей умереть …?!

Укрыла поместье…? А зачем они это сделали? Она никогда не просыпалась до захода солнца, никогда не бодрствовала при свете дня. Окна ее комнаты всегда были закрыты ставнями, а сама Эмма спала под кроватью. Тогда откуда эти воспоминания о том, как она бежит по их темному дому днем?