Тьма

– Начальник милиции майор Плацекин.

– Который позже к тебе примкнул… А расскажи, Сашка: почему он это сделал?

– У него спросите.

– И спросим! Ладно. С Плацекиным позже разберемся. Давай-ка о твоем поведении потолкуем. Народ мутил?

– В каком смысле?

– В самом прямом. Собирал толпы на улицах. Во время первого задержания устроил манифестацию в свою защиту. Потом эта церковь… Тоже бесчинствовал. И, наконец, последние события… Огурца этого несчастного ухайдокал.

– Я его пальцем не тронул.

– Значит, по твоему научению. Что же это получается?! Наш городок всегда был тих и спокоен. Вдруг появляешься ты, и все сразу идет кувырком.

Пленник хмыкнул, но промолчал.

– Чего хихикаешь? – сурово спросил Костя.

– Слова ваши понравились: «Тих и спокоен».

– Слова как слова… Не знаю, что в них уж такого смешного. Но и этот момент отразим. Так и запишем: насмехался над судом. Ладно. А расскажи, Сашка, с какой целью ты все это проделывал? По глупости или злому умыслу?

– Ни по тому, ни по другому.

– Тогда зачем же?

– Хотел немного расшевелить ваше болото.

Станичники гневно зашумели. Костя понял: этот урод почти признался.

– Расшевелить, значит? – переспросил он. – Выходит, умысел все-таки имелся?! А слово «расшевелить» ты понимаешь как организовать смуту.

– Что вам от меня нужно?

– Наказать тебя желаем.

– За что? Чем я не угодил?

И тут Костя, наконец, высказал основную идею не только данного судилища, но и всей акции.

– А тем, – веско произнес он, – что ты не такой, как все. – Присутствующие, соглашаясь, закивали головами. Костя вгляделся в лицо Шурика. – Послушай, – с притворной ласковостью произнес он, – а от каких ты отцов, матерей происходишь? Сдается мне – ты даже не русский?

– Во мне много кровей намешано, – сообщил Шурик.

– Ты – жид?!

– Есть и еврейская кровь, – охотно подтвердил пленник.

– А еще какие?

– Множество.

– А все же?

– И татарская, и мордовская, и немецкая, и китайская…

– Даже китайская?! – делано изумился Костя. – Ну, давай продолжай…

– …и французская, и румынская, и цыганская, и английская, и польская…

– Хватит! – рявкнул Костя, поняв, что над ним издеваются. – Так и запишем – космополит! Да, намешано в тебе много чего. Вот только русской крови нет.

– Ее-то как раз больше всего.

– Сомневаюсь! Да, собственно, какая разница. Не наш ты. И по виду не наш, и по повадкам… и по костюму этому твоему… Носом чую – не наш! Может, ты – шпион? Не похож, однако.

– А на кого я похож?

– На придурка. Бывают такие хитрожопые придурки, которые так и смотрят, где бы нагадить. Вот ты в наш город для этого и прибыл. Гадить тебе нравится на видных местах, как коту шелудивому. А нам ведь здесь жить. Каково каждый день в дерьмо вляпываться. Поэтому мы тебя сегодня должны наказать, чтоб впредь неповадно было.

Произнеся эту короткую, но в высшей степени содержательную речь, Костя оглядел соратников. Он был человеком горячим и нетерпеливым. Говорить долго не любил и не умел. Происходящее стало ему надоедать. Чего рассусоливать… Все и так ясно. Пора выносить приговор.

– Итак, ребята, что скажете? – спросил он.

Тут поднялся самый пожилой член казачьего круга, дядя Коля Горожанкин. Некогда он трудился бухгалтером на молочном заводе, а уйдя на пенсию, завел себе галифе с лампасами, лохматую папаху, кавалерийскую портупею и конечно же нагайку, а громадные, как у Тараса Бульбы, грязно-желтые, прокуренные усы у него и раньше имелись. Дядя Коля Горожанкин считался среди казаков знатоком всяческих законов и постановлений. Не выпуская изо рта кривой трубки-носогрейки с серебряной крышечкой, он возгласил:

– Думается, хлопец заслуживает наказания. Высечь его надоть. Чтобы другим неповадно было. Создать, так сказать, прецедент. Потому как без прецедента нынче никуда. А выпорем одного, и других этим проймем. Поскольку осознают, не шутим мы, а намерены проводить подобную политику и впредь.

– Есть другие мнения? – спросил Костя.

Встал Гена Соколов, обвел мутным взглядом комрадов, и Костя понял: Гена крепко пьян. Когда только успел?! Ведь все время был на глазах.

– Пороть! – страстно произнес он.

– Любо, любо… – закричали присутствующие.

– Ну, тогда приступаем.

– Последнее бы слово нужно предоставить, – заметил дядя Коля Горожанкин.

– Последнее слово? – Костя задумчиво поскреб подбородок. – Это верно. Хорошо, что вспомнил. Ну, давай, Сашка, толкуй последнее слово перед казнью.

– Истинно говорю вам: как аукнется, так и откликнется, – сказал джинсовый.

– Все? – насмешливо спросил Костя. – Похвальная краткость. Я, знаешь ли, не люблю пустой болтовни. А на счет «откликнется» – не пугай, милый! Ой, не пугай! А то как бы тебе хуже не было. Итак, соратники, – уже другим, официальным тоном обратился он к присутствующим. – Предлагаю присудить этого товарища к практикующемуся у нас наказанию, а именно порке. Согласно изданному мной указу, надлежит всыпать ему двадцать плетей. Но!.. – тут Костя обвел соратников суровым взглядом. – Поскольку дело это в масштабах города еще не опробованное, и с учетом довольно наглого поведения подсудимого, предлагаю добавить ему лично от себя еще десяток горячих. Кто – за?