Тьма ваших душ (СИ)

— Нет, — нав встал и пересел к ней поближе. — Но мы должны добиться того, что Герусет тебя послушает и исполнит мои условия. А для этого ты должна верить в то, что говоришь, — Кьлеменетот распахнул своё мягкое крыло и накрыл им крылышки и спинку белогривой драконессы. Та распушила мех на шейке и щеках ещё больше, немного опустив взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я заявилась туда и ставила условия? Тогда я точно могу пострадать… — Она зажмурилась от теплоты, стараясь побороть в себе страх и, наконец, отдохнуть.

— В таком виде можешь, но потому я и намерен тебя обучать, — нав положил свои лапы на плечи самочки. Она легла в позу сфинкса, мило прижав задние лапки к животику, так, что лапы Кьлеменетота соскользнули по её гладкой шёрстке. Близкое присутствие другого существа рождало в нём незнакомые навам чувства — нежную привязанность. Или не он один сейчас воздействовал на сознание другого?

Глава вторая. Ты хуже

Земля. Два дня назад

Пятница — тот ещё день недели. Пробки сковывали Москву, как лёд реку, вне зависимости от сезона. Водители и пассажиры протирают штаны до дыр, обливаясь в топках салонов — но это ещё везунчики из тех, кто имеет личную машину, или кому хватило места в автобусе. В метро и вовсе не стоит заглядывать, если не желаешь себе рёбра переломать в давке. Поэтому остаток дня Александр предпочитал задерживаться на заводе, дорабатывая чертежи. Проще справиться с авралами и менее утомительно, чем столько же времени стоять в давке. А уже к десяти вечера столпотворение в метро и на шоссе рассасывалось, позволяя к одиннадцати добраться домой без стресса и завалиться спать. В рабочие дни Александр обходился лишь одним приёмом пищи в сутки — во время обеда на производстве, когда нормативы всё равно запрещали трудиться.

Но на этот раз трудоголик не заметил, как пролетело время и вышел слишком поздно, чтобы застать нужный автобус. Сумерки сгущались, ведь лето уже подходило к концу. Ни единой души вокруг, о существовании жизни напоминали лишь редкие легковушки, мчащиеся по дороге со включёнными фарами, такими яркими после темноты пустынной остановки. Следующий подходящий рейс прибывал лишь через пятьдесят минут и, быть может, стоило скорее пройтись пешком до метро в надежде, что удастся успеть до закрытия. Но совершить этот выбор Александру так и не дали.

Что подбило подошедших совершить нападение, он так и не выяснил. Повалившись на асфальт и принимая ещё несколько резких ножевых ударов, успел лишь мельком рассмотреть нападавших. Двое подонков — иначе не назовёшь — с капюшонами, покрывавшими непропорционально маленькие по сравнению с телом головы, дохнули в лицо той бурдой, что продают в ларьках под ценником пива. Один из гопарей вырвал из разжимавшихся рук жертвы портфель… а потом Александр потерял и рассудок.

Сознание перестало воспринимать реальный мир. Умирающий будто висел в пустоте — ни проблеска света вокруг, как в космосе без звёзд. Что странно, тело до сих пор ощущалось, но без боли от ран. Не со стороны, но словно чужое, не принадлежащее самому Александру. Где это он оказался и чем стал? Обрывки воспоминаний, до того дремавшие, взорвались сотней фрагментов-картинок, подобно гранате. Его… его убили?!

Мрак, клубившийся на расстоянии вытянутой руки, уплотнился, словно отзываясь на отчаяние и страх, стал осязаемым. Пальцы будто коснулись шершавой каменной плиты или скалистого уступа, предоставляя опору в кромешной мгле. Прикосновение передало и эмоции, разлившиеся сначала по кисти, а потом по груди и голове. И нежность, и гнев, и забота, и укор за глупый конец наперекор радости от давно откладываемой встречи. Ещё мгновение — и возникает опасность сорваться в бездну неизвестности, потеряв жизнь навсегда… Но не хотел он так исчезать!

Панику заменила злость. Тишину уничтожил звук — оглушительный рёв, гул, больно ударивший по ушам. Из сердца по венам разливалась лава желания отомстить — тем двоим убийцам, всему чёртовому миру, самой смерти! Чувство, и при жизни знакомое, возросло и разлилось на всю Вселенную, а потом сгустилось в покойнике, кристаллизуясь в нечто тёмное и угрожающее. Обжигающий и всесильный протест рванул парня куда-то вверх, и темноту содрало, как повязку с глаз.