Тьма в его сердце

Саймон сколотил свое состояние на цифровых технологиях. Мама после передачи акций мне и брату не участвовала в управлении Хэтфилд, у нее итак был приличный счет в банке.

– Я думала вы едете туда, чтобы отдохнуть.

– Одно другому не мешает.

Крошка от теста упала на мою грудь, и я резким движением смахнула ее с ткани. Сегодня на мне была простая одежда: черный пуловер в обтяжку, заправленный в свободные джинсы с завышенной талией. На ногах черные ботинки. А волосы были распущенны, предварительно выпрямлены утюжком. Никаких блузок, юбок и туфель. Никакого дресс-кода. Хватит пытаться быть хорошей дочерью.

Откусывая круассан и делая глоток кофе, я, наконец, поняла, чем мне так нравилось это место, оно напоминало о Франции и о близких людях.

Нашу с Конрадом бабушку со стороны матери звали Сорайя Морель, она была француженкой. Когда-то Сорайя вместе с мужем Филиппом – нашим дедушкой, основали небольшое дело на юге Франции. Позже у них родилась дочь Лаура – моя мама.

Предприятие росло, и охватило всю Францию. Однако дедушка заболел, когда мама только вышла замуж. Он не мог управлять бизнесом, бабушка так переживала, что тоже не могла продолжать развитие предприятия и передала его в руки молодой пары Лауры и Томаса Хэтфилд. Маме и отцу удалось расширить территориальные рамки империи. И тогда они переехали в США.

После развода родителей, Саймон забрал нас с Конрадом и мамой в Париж. Лишь через пять лет мы вернулись в штаты. Этнически я была наполовину француженкой. В детстве мне приходилось жить на три страны, так как большая часть маминых родственников проживали во Франции, а папиных в Англии. Обе страны отзывались теплом в моем сердце.

– Джоанна ты хочешь мне о чем ни будь рассказать? – осторожно спросила мама. Вопрос был скорее риторический, потому что по ее голосу было понятно: отказа она не примет.

Я тяжело вздохнула и снова отодвинула от себя тарелку с круассаном. Отвечать не спешила.