Тьма сгущается

За время службы он успел отыскать несколько заведений, где можно было стрясти подачку. В одном он вытребовал кружку горячего чаю с медом и выхлебал так поспешно, что обжег язык. Зато в животе потеплело немного — чего жандарм и добивался.

Когда он выходил из трактира, мимо прогрохотала железными ободами по булыжнику телега, везущая поденщиков на дорожное строительство: больше фортвежцы и несколько кауниан, еще более тощие и обтрепанные, чем их товарищи. Платили им за ту же работу куда меньше, чем фортвежцам. Бембо не особенно сочувствовал им: могло быть хуже — ему ли не знать?

— Доброго вам утра, жандарм! — крикнул ему один из фортвежских рабочих, но на старокаунианском — оно и к лучшему, потому что на местном наречии Бембо и пары слов не мог связать.

Мгновение спустя жандарм признал фортвежца: это был тот самый парень, что помог ему отыскать казарму, когда Бембо только прибыл в Громхеорт. Альгарвейцу не хотелось отвечать по-кауниански при свидетелях, но шляпу он снял и вежливо помахал знакомому. Тот махнул рукой в ответ.

Через пару кварталов Бембо услыхал, как за углом отчаянно скандалят двое — мужчина и женщина. Взявшись за дубинку, жандарм свернул в грязный переулок — выяснить, кто там нарушает порядок.

— Что за дела? — рявкнул он по-альгарвейски.

Поймет ли его кто-нибудь — вопрос другой, но

Спорщики разом заткнулись. Вздорили, как оказалось, солидного вида фортвежец с изрядно потасканной каунианкой. Но, потасканная или нет, женщина неплохо владела альгарвейским.

— Он меня надул! — вскричала она, указывая на клиента. — Получил свое, а теперь платить не хочет!

— Врешь, сучка! — взвыл фортвежец, тоже на языке оккупантов — возможно, он вел дела за границей, прежде чем началась война. — Ну скажите, офицер, на что мне сдалась эта дешевка?

— А кто тебя знает! — Бембо сплошь и рядом доводилось слышать о богатых альгарвейцах со странными вкусами, а чем фортвежцы хуже? — И как он тебя, говоришь, пользовал? — поинтересовался он у шлюшки.

— В голову, — буркнула та. — Я его давно знаю — он слишком ленив, чтобы трахаться.

Пропустив мимо ушей нечленораздельный вопль ярости, вырвавшийся у фортвежца, Бембо глянул на колени каунианки. Свежая грязь не успела еще высохнуть.

— Плати, — приказал он фортвежцу, многозначительно поигрывая дубинкой.

С руганью и жалобами купчишка все же запустил руку в кошель, сунул каунианке сребреник и ушел, бормоча что-то неласковое под нос. Каунианка внимательно оглядела Бембо.

— А ты, небось, захочешь половину себе забрать — если не все, — заметила она.

— Нет, — ответил жандарм, не раздумывая, и сам удивился: а почему, собственно? В расплату за всех кауниан, что прошли под его конвоем в эшелоны на запад? Бембо и сам не мог сказать. Впрочем, тут ему в голову пришла другая мысль. — Зато можешь по-иному расплатиться.

— Я почему-то так и подумала, — устало и цинично усмехнулась шлюха. — Ну так иди сюда.

Выходя из переулка пару минут спустя, Бембо насвистывал что-то бравурное. Утро обещало быть прекрасным.

И снова они отступали, отступали по глубокому снегу, выпавшему даже здесь, на севере. Дрожа и матерясь, Леудаст подтягивал вверх полы белой накидки, пытаясь пробраться по обочине разбомбленной, разъезженной бывшей дороги на Котбус. Альгарвейские драконы, видно, считали, будто от дороги что-то еще осталось, поскольку время от времени вместе со снегом на землю падали ядра. Порой вслед за разрывом слышались вопли раненных осколками ункерлантских солдат.

— Сударь, — окликнул Леудаст капитана Хаварта, догнав понемногу полкового командира, — сможем мы удержать их до столичных окраин?

— Покуда в Котбусе остается хоть один живой защитник, города им не взять, — уверенно ответил Хаварт.

На какой-то миг это успокоило капрала, но затем Леудаст сообразил, что и этого может оказаться недостаточно. Они миновали поляну, усеянную мертвыми, застывшими телами: ункерлантские крестьяне, зарезанные ункерлантскими же чародеями в отчаянной попытке подавить губительные чары, нацеленные рыжиками на их войско.

Какой же погребальный костер запалит конунг Свеммель, чтобы не позволить противнику подойти к столице? При мысли об этом кровь Леудаста застыла, будто скованная ледоставом в зимнюю стужу. Капрал надеялся, что до этого не дойдет… но только он и его измученные товарищи могли остановить надвигающегося врага.

На краю поля замаячили неуклюжие приземистые силуэты. Леудаст машинально вскинул жезл при виде бегемотов — реакция столь же привычная, сколь бессмысленная, — но сержант Магнульф предупредил:

— Не стреляй! Это наши.

Действительно, бегемоты направлялись на восток, навстречу подступающим альгарвейцам.

— Мы их всех бросаем в бой, — согласился Леудаст. — Если бы еще они могли продержаться подольше в этом бою, совсем хорошо было б.

Задумавшись, он не заметил, что приближается к деревне, пока не обнаружил, что вышел на ее окраину.

— Рассыпаемся! — закричал капитан Хаварт. — Рассыпаемся! Будем обороняться здесь! Отныне рыжики ни одной нашей деревни не возьмут без боя! И мы будем обороняться, пока хоть один из нас остается в живых!