Елена привычно следила за тем, чтобы на столе сохранялась хотя бы видимость порядка, не зияли пустые места, не портили общий вид блюда и салатники, на которых почти ничего не осталось, подавала горячее, а в голове метались невеселые мысли. Что теперь будет с их достатком? Не рухнут ли возможности, не оборвутся ли связи, с помощью которых они имели все то, что было недоступно рядовым гражданам? Не прижмут ли ее мужа за злоупотребления, а ее саму — за хищения? Все было отлажено, все бесперебойно функционировало много лет, кругом стояли доверенные и проверенные люди… Брежнев и Щелоков так долго находились у власти, что, казалось, так будет вечно. Генеральный секретарь и министр внутренних дел — не просто друзья молодости, они — семья, и зять Брежнева Юрий Чурбанов, муж бриллиантовой королевы Галины Брежневой, получил непонятно за какие заслуги звание генерал-полковника внутренней службы и должность первого заместителя министра МВД. За каких-нибудь десять лет, благодаря удачной женитьбе, пролетел путь от полковника до генерал-полковника, это же надо! И ведь не стесняется, ничего не боится, потому что знает: защита крепка и непробиваема. У власти все было схвачено, все дырочки плотно закупорены. Никто почему-то не думал о переменах. Если придет Черненко, то не так страшно, а вот если Андропов… Ох, что же теперь будет? Усидит ли на своем месте муж, если начнут менять исполкомовские кадры? И сможет ли Михаил Филиппович по-прежнему поддерживать его и помогать?
***
— Вот так, Володя, — сурово припечатал Михаил Филиппович. — Но я тебе ничего не говорил.
— Конечно, конечно, — с готовностью закивал Смелянский. — Спасибо, что предупредили. Я вас не подведу.
— Надеюсь.
Комната у сына небольшая, но Елена, как всегда, оказалась права: разговаривать здесь удобно. Михаил Филиппович Прасолов развалился, откинувшись на спинку дивана-раскладушки, а Владимир Александрович пристроился на стуле за письменным столом, за которым Сережка делает уроки. Сидят лицом к лицу, беседуют тихонечко, никто им не мешает.
Михаил Филиппович похлопал себя по карману, вытащил пачку сигарет и тут же сунул обратно.
— Курите-курите, — угодливо захлопотал Смелянский.
— Нехорошо, здесь ребенок спит.
— Ничего страшного, проветрим. Я сейчас пепельницу…
— Да не надо, я в форточку. Или окно откроем, не так уж и холодно.
Прасолов встал около окна, распахнул его, прикурил и принялся оглядывать стены, увешанные плакатами и грамотами. Взгляд его задержался на красиво оформленной «Благодарности», вынесенной Сергею Смелянскому за участие в Первом Всесоюзном Дне бегуна.
— Тоже бежал? — с усмешкой заметил Михаил Филиппович, кивнув на вставленную в рамочку бумагу.
— А как же, — с гордостью подтвердил Владимир Александрович. — Его от школы направили как лучшего общественника. Благодарность лишней не будет, ему в январе четырнадцать исполнится, весной в комсомол вступать.
— Да брось, туда всех принимают, главное, чтобы приводов в милицию не было. Мог бы и не бежать ради этого.
— Нет уж, пусть в райкоме сразу увидят, что парень перспективный, с грамотами и благодарностями, возьмут на заметку. Чтобы к окончанию школы он уже был на виду. В МГИМО без этого не поступить, сами знаете.
— Ну, тоже верно, конечно, — вяло согласился Прасолов. — Ты молодец, на перспективу планируешь, заранее обдумываешь.
— Стараемся…
— Я, конечно, помогу, если к тому времени возможности останутся, но нужно, чтобы парень твой сам глупостей не наделал. Ты меня понимаешь?
— Само собой, Михаил Филиппович, — горячо откликнулся Смелянский. — Сережа умный мальчик, он ничего такого никогда…
— Все они умные до поры до времени, пока гормоны в голову не стукнут, — скривился Прасолов. — Твой, как я погляжу, уже за девочками ухлестывает. Смотри, Володька, заделает бэби кому-нибудь неподходящему — пролетит мимо института, загремит в армию, а там и в Афган.
— Да что вы! — заулыбался Владимир. — Это же Аленка, дочка Тани и Олега, ей всего двенадцать. Нет-нет, их дружба, как говорится, не из той оперы. Мальчик с девочкой дружил, мальчик дружбой дорожил…
Он внезапно согнал с лица улыбку.
— А насчет Афганистана — это вы серьезно? Даже при самом неблагоприятном раскладе Сереже до армии еще четыре года. Думаете, за четыре года оно не закончится?
— Этого никто не знает, Володя. Загадывать тут бессмысленно.
— Но власть же переменится…
— А мир вокруг нашей страны останется прежним, — жестко проговорил Михаил Филиппович. — Знаешь, какое самое главное правило выживания? Не надеяться на лучшее. И не рассчитывать, что обойдется.
Он внимательно посмотрел прямо в глаза Смелянскому и добавил:
— Во всех смыслах. И еще раз предупреждаю: то, что я тебе сегодня сказал, — только для твоих ушей. Даже Елене не говори. Но имей в виду и прими меры.
***