Тьма наступает

Я клянусь никому не рассказывать ни о каких сверхъестественных событиях, связанных со Стефаном и Еленой, если не получу на это разрешения от Стефана и Елены лично. Кроме того, я обещаю содействовать тому, чтобы нарушитель этой клятвы понес наказание, которое будет вынесено остальными членами группы. Эта клятва не имеет срока давности, и пусть моим свидетелем будет моя кровь.

Мэтт кивнул.

– «Не имеет срока давности». Идеально, – сказал он. – Как будто писал юрист.

Впрочем, дальнейшее мало напоминало юридическую процедуру. Все сидевшие за столом по очереди взяли в руки листок, прочитали клятву вслух и торжественно подписали. Потом каждый уколол палец булавкой, которую извлекла из своей сумочки Мередит, и выдавил рядом с подписью капельку крови. Бонни колола свой палец, зажмурившись.

– Вот это настоящая клятва, – сказала она мрачно, с видом знатока. – Я бы не рискнула ее нарушить.

– Мне крови хватит надолго, – сказал Мэтт, зажимая палец и угрюмо глядя на него.

Тут-то все и произошло. Клятва лежала в центре стола, чтобы каждый мог ею полюбоваться, когда вдруг с вершины дуба, который рос в том месте, где задний двор смыкался с лесом, спланировал ворон. Хрипло каркнув, он опустился прямо на стол. Бонни завизжала. Ворон выпучил глаз на четверых людей, которые вместе со стульями торопливо отодвинулись с его пути. Потом он склонил голову в другую сторону. Они в жизни не видели таких больших ворон. В солнечном свете оперение птицы блестело и переливалось.

Невероятно, но ворон, казалось, изучал клятву. А потом он сделал кое-что еще, причем так быстро, что Бонни бросилась прятаться за спину Мередит, по дороге зацепившись ногой за стул. Ворон раскинул крылья, наклонился и яростно заколотил клювом по листку, целясь в две точки.

А потом он улетел – захлопал крыльями, взмыл в воздух и наконец превратился в маленькую черную точку на солнце.

– Он загубил всю нашу работу, – воскликнула Бонни из-за спины Мередит.

– Не думаю, – сказал Мэтт, стоявший к столу ближе всех.

Когда они, набравшись храбрости, подошли ближе и взглянули на листок, у Бонни появилось чувство, словно ей на спину положили ледяной компресс. Сердце гулко стучало.

В это невозможно было поверить. Там, куда ворон яростно колотил клювом, остались красные пятна, словно ворон пустил себе кровь. Красные точки составляли изысканно выписанную монограмму.

D

А ниже:

Елена – моя.

4

Они подъехали к зданию общежития, где опять поселился Стефан. Клятва была надежно спрятана в сумочке Бонни. Они поискали глазами миссис Флауэрс, но той, как всегда, нигде не было, поэтому они стали подниматься по сужающейся лестнице с истертым ковром и покрошившейся балюстрадой, крича:

– Стефан! Елена! Это мы!

Дверь наверху отворилась, и оттуда высунулась голова Стефана. Стефан был… каким-то другим.

– Счастливее, – убежденно прошептала Бонни, обращаясь к Мередит.

– Уверена?

– А как иначе? – Бонни была в недоумении. – К нему же вернулась Елена!

– Угу. Причем вернулась такой же, какой была, когда они познакомились. Ты же сама видела ее в лесу, – голос Мередит стал словно бы тяжелым от многозначительности.

– Постой… Да ну, не может быть! Она что, опять стала человеком?!

Мэтт обернулся к ним и прошипел:

– А потише никак нельзя? Они ведь услышат.

Бонни смутилась. Разумеется, Стефан мог их услышать, но если уж беспокоиться об этом, то придется следить еще и за тем, что ты думаешь. Стефан всегда мог прочитать если не конкретные слова, то общее направление твоих мыслей.

– Парни! – раздраженно прошептала Бонни. – Нет, я понимаю, что без них никуда, и все такое, но иногда они Просто Вообще Не Въезжают.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда столкнешься не с парнями, а с мужчинами, – шепотом ответила Мередит, и Бонни вспомнила про Алариха Зальцмана, аспиранта, с которым Мередит была вроде как помолвлена.

– Я могла бы тебе кое-что рассказать, – добавила Кэролайн и томно осмотрела свои длинные наманикюренные ногти.

– Бонни пока рано это слушать. У нее еще куча времени впереди, – сказала Мередит голосом строгой матери. – Заходим.

– Прошу садиться! – радушно провозгласил Стефан, когда они вошли в комнату. Никто не сел. Все уставились на Елену.

Елена сидела в позе лотоса у единственного окна, не закрытого ставнями. Из окна сквозило, и ночная рубашка на Елене надулась пузырем. Ее волосы снова стали золотыми, утратив зловещий белесый оттенок, появившийся после того, как Стефан, сам того не желая, обратил Елену в вампира. В общем, она была абсолютно такой же, какой ее помнила Бонни.

За одним исключением. Она висела в воздухе в метре от пола.

Они во все глаза смотрели на Елену, а Стефан смотрел на них.