Тьма надвигается

Аннора набивала рубленым мясом кишки на колбасу. Оставив работу, она подошла к бурлившему на огне чугунку и плеснула в миску полную поварешку похлебки. Миску вместе с ломтем черного хлеба и горшочком меда отнесла мужу и только потом вернулась к столу.

Отломив корку, Гаривальд окунул ее в мед и прожевал, потом отхлебнул пахучего варева и снова взялся за хлеб.

– В городе, – заметил он, – говорят, мелют особую муку, из чистой пшеницы, и хлеб пекут белый, а не как у нас – черный или серый. – Он недоуменно повел широкими плечами. – С чего только силы тратят – не пойму. Иные едали, так рассказывают – ничем нашего не лучше.

– Эти горожане ради своих затей родную мать продадут, – заявила Аннора, и Гаривальд кивнул. Крестьяне из захолустных деревень, составлявшие большую часть населения Ункерланта, издавна поглядывали косо на своих городских родичей.

– Хорошо, что хоть мы здесь живем по отеческим заветам, – продолжала Аннора. – К чему искать новых бед?

Гаривальд снова кивнул.

– Точно. Я не жалею, что окрест нет становых жил или что Ваддо не смог поставить у себя дома хрустальный шар. Ну что ему по хрусталику слушать? Одни только дурные вести да приказы из Котбуса.

– Словно между ними есть разница, – хмыкнула Аннора, и Гаривальд кивнул еще раз.

– Точно. Если кто-то, не забредая к нам, сможет командовать Ваддо, тот и дальше будет слушаться, как бы туго ни пришлось всей деревне, – заключил он. – Староста наш из тех олухов, что готовы тому, кто сверху сидит, задницу лизать, а того, кто ниже сидит, по башке огреть.

Он ожидал ответа, но Аннора промолчала, вглядываясь в узкую щель между захлопнутыми от дождя ставнями. Миг спустя она распахнула окно, чтобы присмотреться получше.

– Герпо-перечник явился! – воскликнула она с удивлением. – Что это на него нашло – в самую распутицу!

– У иных людей просто пятки чешутся, вот их и носит туда-сюда, – пробурчал Гаривальд. – В чем тут радость – никогда не понимал. Меня из родных мест золотом не выманишь.

Тем не менее он торопливо доел похлебку, покуда Аннора укладывала Лейбу в колыбель, накидывала плащ и нахлобучивала шапку. Из дома они выходили вместе, но тут Лейба заревела в голос, и Аннора с мученическим видом вернулась, чтобы ее укачать.

Навстречу коробейнику выбежало полдеревни. Что бы там ни говорил Гаривальд о том, что хрустальный шар в Зоссене не нужен и старинные обычаи лучше, а новостей и слухов, которые торговец пряностями разносил вместе с товаром, крестьянин ждал, и не он один.

Новости у Герпо были.

– Опять воюем, – заявил он.

– С кем теперь? – спросил кто-то. – С Фортвегом?

– Нет, с Фортвегом мы уже воевали, – ответил кто-то другой и с сомнением добавил: – Кажется.

– Пусть Герпо расскажет, – перебил Гаривальд. – Вот и узнаем.

– Спасибо, приятель, – поблагодарил коробейник. – Расскажу, а там и товар покажу. Воюем мы… – Он выдержал театральную паузу, – с чернокожими из Зувейзы!

– Чернорожими! – презрительно фыркнула какая-то бабка. – Поберег бы вранье для всяких, которые тут уши развесили. В другой раз ты нам еще расскажешь, что мы с синемордыми какими-нибудь воюем вон там, а то и с зелеными вон в другом краю! – Презрительно хохотнув, она ткнула пальцем сначала на восход, а потом на закат.

– Нет, Уоте, – перебил ее седой старик, – живут такие на свете, чернокожие-то. В Шестилетнюю войну со мной в одной роте их двое служили. Смелые ребята были, но хочешь верь, а хочешь – нет, но их пришлось учить, как мундир носить. У них в родных краях такая жара стоит, что все голые ходят. Даже бабы. – Он ухмыльнулся, будто вспомнив что-то приятное, но позабытое давным-давно.

Под взглядом Уоте молоко бы скисло.

– Придержи язык, Аген! Вот же гадость! – взвизгнула она.

Гаривальд не сказал бы точно, что больше возмутило старуху – что у Агена хватило смелости указать ей на ошибку или что где-то люди – женщины в особенности – щеголяют в чем мать родила. «Наверное, все разом», – подумал он.

– Про голых не скажу, но что воюем – это чистая правда, – вмешался Герпо. – Думаю, мы им быстро надерем задницы, как фортвежцам. – Он покосился на старуху: – Ты мне еще скажешь, что и фортвежцев на свете нет?

Уоте глянула на него так, будто мечтала, чтобы на свете не стало одного коробейника. Но вместо ответа принялась осыпать бранью Агена – в конце концов, тот опозорил ее перед всей деревней. Старик только пригнулся, ухмыляясь из-под широких полей шляпы. Начхать ему было на бабкину ругань.

– А кроме новостей, – продолжал коробейник, – я принес корицу, я принес гвоздику, я принес имбирь, я принес сушеный перец, от которого язык горит, и все это дешевле, чем можно представить!

Острый перец Гаривальду приходилось пробовать прежде, и вкус ему не понравился. Он купил несколько палочек корицы и пакетик молотого имбиря и поковылял по лужам домой. Торговля у Герпо шла бойко.

– Зимой пироги вкуснее будут, – заметила Аннора, когда Гаривальд показал ей покупки. Лейба уже успокоилась и снова принялась гонять кур. – Так что за новости? Я все пыталась убаюкать девчонку и не услышала.